Немногие европейские государства вступили в войну, ожидая ее скорого завершения, но все равно правительства быстро столкнулись с трудностями и перебоями поставок. Британский «снарядный кризис» удалось разрешить посредством создания министерства боеприпасов, которое возглавил сам Ллойд Джордж. Через год французское правительство учредило ряд государственных консорциумов для более эффективного управления военной экономикой и постепенно не только взяло под свой контроль поставки сырья, но и начало устанавливать цены и регулировать движение капитала. Одним из этих чиновников-контролеров был Жан Монне.
[896] По всей Европе принципы свободного капитализма предавались забвению во имя корпоративизма и дирижизма, которых требовала милитаризация экономик. Увеличение власти государства, даже в сугубо «либеральных» странах наподобие Великобритании, было заметно невооруженным глазом. Лучше всего переход удался Германии, где преобразованиями руководил талантливый Вальтер Ратенау.
[897] В 1916 году «Программа Гинденбурга» мобилизовала немецкое общество целиком: в декабре того же года «Закон о патриотической вспомогательной службе» обязал мужчин в возрасте от семнадцати до шестидесяти лет, не занятых на заводах или в сельском хозяйстве, нести воинскую службу. Этот «военный коммунизм» означал, что рейх способен сражаться, пусть его превосходят в численности, окружили со всех сторон и отрезали от зарубежных источников сырья и продовольствия.
В одном отношении, нужно признать, страны Антанты имели фору перед своими противниками. Франция могла призвать под ружье 50 миллионов человек из своих заморских колоний; около полумиллиона этих бойцов воевали на Западном фронте против Германии и на Ближнем Востоке против Турции.
[898] Великобритания располагала еще большими людскими ресурсами. Около 400 000 человек служили в Канадском экспедиционном корпусе, в основном на Западном фронте. Сотни тысяч прибыли из Австралии и Новой Зеландии. Австралийский премьер-министр обязался поддерживать метрополию «до последнего человека и последнего шиллинга».
[899] Более 70 000 белых южноафриканцев, преимущественно англоговорящих, а также около 40 000 чернокожих воевали в Европе. Около миллиона индийцев служили за пределами своего субконтинента, многие из них участвовали в главных европейских сражениях. Немцы рассчитывали «воспламенить Восток» против Великобритании, но вместо этого им пришлось драться с представителями английских колоний на полях Фландрии. Экономический вклад империй также был огромен. К концу 1916 года Канада в одиночку производила около четверти общего объема потребности в боеприпасах; не считая Южной Африки, все военные расходы Великобритании покрывались местными доходами и займами.
[900] Война против немецкого владычества на европейском континенте, таким образом, затронула не только Европу, но и большую часть земного шара.
Столкнувшись с «враждебным миром», как тогда говорили, имперская Германия искала спасения в мобилизации ресурсов ближе к дому. Как жестко сформулировал фон Фалькенхайн, это означало, что Австро-Венгрия «должна отказаться от своего суверенитета» и сделаться, цитируя фон Ягова, «немецкой Остмаркой».
[901] Вена, озабоченная национальными восстаниями на периферии империи и сокрушенная слабостью своей армии, не имела иного выбора, кроме как согласиться. Мадьярскую элиту это вполне устроило, поскольку, как заявил премьер-министр Венгрии Иштван Тиса в апреле 1915 года, «Венгрия может служить оплотом против славянского прилива, который угрожает западному побережью Адриатики, только если она останется заодно с Австрией… Судьба Венгрии неразрывно связана с существованием Австро-Венгрии как великой державы».
[902] К началу сентября 1916 года Австро-Венгрия согласилась на общее верховное командование Гинденбурга и тем самым фактически перестала существовать как независимое государство. Примерно тогда же немецкий либеральный политик Фридрих Науманн опубликовал свой известный трактат «Mitteleuropa», обращенный к Берлину призыв взять под контроль бассейн Дуная и прорвать окружение Австро-Венгрии. Германия будет в безопасности, другими словами, если она подчинит себе демографический и промышленный потенциал Центральной Европы.
Военное давление спровоцировало рост паранойи в европейской внутренней политике. Правительства и общественность видели вражеских шпионов на каждом углу; цензура и полицейский надзор сделались нормой даже в западных демократиях. В Великобритании погромщики разбивали витрины с немецкими вывесками; почти 30 тысяч «иностранцев» оказались интернированы. Патриотичные феминистки описывали немцев как «маскулинных», а потому «хищников по природе».
[903] Корона, ощутив перемену в настроениях общества, вынужденно согласилась переименовать династию в «дом Виндзоров». Кайзер, когда ему сообщили об этом, заметил, что англичанам теперь впору переименовать пьесу Шекспира – «Саксен-Кобург-Готские насмешницы».
[904] Попытка ввести удостоверения личности, тем не менее, провалилась из-за широких протестов. «Шпионская лихорадка» также охватила Францию, где считали, что немецкие агенты повсюду, и это привело к интернированию тысяч людей. В Российской империи бунты против «немчуры» сделались обычным делом. В отношении евреев паранойя нередко доводилась до крайности. В 1916 году националисты-антисемиты в Германии настаивали на проведении переписи для выяснения того, сколько евреев отправились на фронт, а сколько прятались в тылу и «зарабатывали на войне», как уверяли их недоброжелатели. Царские чиновники не сомневались в том, что все евреи – немецкие агенты, поэтому поощряли погромы украинских евреев на протяжении всей войны и депортировали тысячи галицийских евреев, усмотрев в них потенциальную угрозу.
[905] Впрочем, это жестокое обращение с евреями затмила резня армян в Османской империи. Убежденные в том, что армяне в сговоре с русскими, которые неуклонно преодолевали Кавказ, и исполненные решимости избавить себя от давней этнической «болячки», турецкие власти приступили к систематической депортации и массовым убийствам.
[906]
