Вскоре после этого «катаклизма» европейская арена была преобразована событиями на другой стороне земного шара. Отношения между Германией и Соединенными Штатами обострились вследствие возобновления неограниченной подводной войны. В конце февраля Вашингтон ознакомился с расшифровкой тайной «Телеграммы Циммермана», которую перехватила британская разведка. Американское общественное мнение возмутило предложение Берлина передать Мексике Техас, Нью-Мексико и Аризону в обмен на союз. Вскоре после того в газетные заголовки попало известие о потоплении американского судна. Кроме того, американцев изрядно тревожили планы Германии по интеграции Mitteleuropa под своим руководством; Вильсон считал, что эта схема «призвана раскинуть широкой полосой немецкую военную мощь и политический контроль в самом центре Европы и за пределами Средиземноморья, вплоть до Азии».
[918] Все вместе, эти факторы убедили многих американцев, что события в Европе, в особенности угроза германской гегемонии, имеют далеко идущие последствия для безопасности Западного полушария. Германские амбиции угрожали не только торговле Соединенных Штатов, но и самой территориальной целостности республики. Эту опасность следовало ликвидировать путем прямого вмешательства в европейскую государственную систему. Оставаться в стороне, предупредил президент Вильсон, чревато риском появления карты, на которой «[Германия] черным пятном раскинется от Багдада до Гамбурга – когда германское могущество утвердится в сердце мира». В апреле 1917 года Соединенные Штаты объявили войну Германии.
С точки зрения президента Вильсона, имперская Германия своим поведением бросала откровенный идеологический вызов американским политическим ценностям. «Мир следует сделать безопасным для демократии, – сообщил Вильсон Конгрессу в своей речи в поддержку войны с Германией. – И мир во всем мире должен опираться на проверенные основы политической свободы».
[919] Немецкая агрессия, объяснял президент, является плодом деспотизма Вильгельма: «Правителям Германии удавалось и удается нарушать мир во всем мире исключительно потому, что немецкий народ… не вправе выражать собственное мнение». Американское правительство верило, что защита демократии в пределах США подразумевает «активную оборону» далеко за границами страны. Целью Вильсона было не столько сделать «мир безопасным для демократии», сколько обеспечить безопасность Америки в мире посредством содействия расширению демократии.
[920]
К лету 1917 года, учитывая все вышесказанное, стратегическая ситуация для Германии стала поистине критической. Французы и англичане поддерживали постоянное давление на западе, предпринимая с конца мая наступления на Аррас, Ипр и Суассон. Примерно в то же время итальянцы начали новое наступление на Изонцо против австрийцев. В конце июня новое русское правительство разрешило генералу Брусилову начать крупномасштабный прорыв на Восточном фронте. Оказавшись между половинками русско-итальянских «клещей», Австро-Венгрия начала, что называется, проседать. На юге британцы возобновили операции в Палестине и Месопотамии. Долгосрочные перспективы Берлина дополнительно омрачало ожидаемое прибытие многочисленных американских сил. «Мирная резолюция», за которую ратовал лидер центристов Маттиас Эрцбергер, отрицавшая аннексии и одобренная солидным большинством голосов рейхстага в июле 1917 года, отражала эти новые реалии. В том же месяце Бетман-Гольвег вынужденно уступил свой пост канцлера Георгу Михаэлису. Когда тот, в свою очередь, утратил доверие рейхстага в октябре, его сменил в должности граф фон Хертлинг. «Ползучая конституционализация» рейха, ощутимая и до 1914 года, быстро развивалась благодаря войне.
Германское верховное командование поспешило перехватить инициативу. В конце октября 1917 года совместное немецко-австрийское наступление уничтожило итальянскую оборону при Капоретто и фактически заставило Рим просить о мире. Но главный удар был нанесен на востоке. «Россия видится слабейшим звеном вражеской цепи, – заметил статс-секретарь министерства иностранных дел Германии Ричард фон Кюльман. – Задача состоит в том, чтобы постепенно ослабить ее далее и, насколько получится, вывести из игры». Ради этого немцы развернули подрывную деятельность по всей России, в глубоком тылу, прежде всего сепаратистские тенденции поддерживали большевиков; последние получали регулярное финансирование за реализацию данной стратегии.
[921] Лидера большевиков Ленина провезли в опломбированном вагоне по Германии, Швейцарии и Швеции в Финляндию, а оттуда переправили в Россию. Его партия в конечном счете одержала верх в общественной дискуссии после краха дорогостоящего второго брусиловского прорыва в июле 1917 года. Большевики доминировали в солдатских и рабочих советах, которые сделались реальной властью в октябре—ноябре, обещая «мир и хлеб». В Санкт-Петербурге вспыхнули жаркие споры о будущем российской внешней политики. Некоторые политики до сих пор решительно поддерживали войну, во всяком случае, выступали против «вымученного», невыгодного мира. В ноябре 1917 года большевики захватили власть в стране. Всероссийский съезд советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов принял «Декрет о мире». В этом документе предлагалось «всем воюющим народам и их правительствам» немедленно начать «переговоры о справедливом демократическом мире… без аннексий… и без контрибуций». В декрете также объявлялось о том, что все ранее заключенные тайные договоры признаются «безусловно и немедленно отмененными».
[922] В декабре 1917-го русские и немцы подписали соглашение о прекращении огня. Фактически Ленин не только отстаивал идеологию, рожденную в Германии, но и принес ее в Россию, реализуя план германского верховного командования по выведению страны из войны.
К концу 1917 года поэтому западные союзники внезапно оказались в невыгодном положении как на Восточном, так и на других фронтах. После ряда удачных действий в 1917 году войска союзников снова увязли на Ближнем Востоке и на Западном фронте. Итальянцам требовалась существенная поддержка просто для того, чтобы удерживать линию фронта. Русские войска отступали перед османами на Кавказе.
[923] Что касается Восточного фронта, то сразу после сделки с большевиками Берлин начал перебрасывать крупные подразделения своих войск на запад. Если те успеют прибыть раньше, чем американцы высадятся в Европе, война будет выиграна. Хуже того, Германия теперь контролировала все ресурсы Восточной и Центральной Европы. Вдобавок рейх по-прежнему стремился к более тесной интеграции с Австро-Венгрией. Вильсон предупредил в Балтиморе в начале апреля 1918 года, что Германия намерена доминировать во всей Евразии.
[924] Британский государственный деятель лорд Милнер опасался, что «Центральный блок под гегемонией Германии подчинит себе не только Европу и большую часть Азии, но и весь мир».
[925]
