Война против Германии закончилась; началась борьба за Германию. Споры о будущем страны разобщили не только коалицию победителей, но и политическое руководство Франции, Великобритании и Соединенных Штатов. Наиболее жаркие дискуссии шли в Париже, где подсчитали стоимость войны: 1 300 000 погибших, еще 3 миллиона раненых, многие из них навсегда остались искалеченными; более миллиона французских женщин овдовели, дети осиротели и были вынуждены целиком полагаться на заботу государства. Уровень рождаемости, и без того невысокий, резко упал в годы войны, и казалось маловероятным, что он восстановится в ближайшее время. Идеальным решением для Парижа выглядело разделение Германии на несколько более мелких государств. «В целях обеспечения прочного мира, – говорилось в меморандуме французского министерства иностранных дел за октябрь 1918 года, когда исход войны был уже очевиден, – все наследие Бисмарка подлежит уничтожению».
[941] Во всяком случае, общественность требовала надежного буфера на восточной границе Франции. Верховный военачальник маршал Фош развернул массовую кампанию в прессе, уверяя, что стране жизненно необходимо контролировать все течение Рейна.
[942] Политическое руководство во главе с Клемансо утверждало, что это погубит критически важный союз с Великобританией и Соединенными Штатами. В конце концов Клемансо взял верх, но ему пришлось согласиться с тем, что условия мира для Германии должны быть настолько серьезными, чтобы та впредь не помышляла о территориальных завоеваниях.
Британцы и американцы, с другой стороны, не беспокоились по поводу возрождения традиционных французских амбиций в Центральной Европе, но и пребывали в убеждении, что наилучший способ борьбы с Германией состоит в изменении ее поведения, а не в ограничении возможностей. Лондон и Вашингтон были согласны в том, что агрессивность кайзеровской империи за рубежом являлась следствием отсутствия либерализма дома. Очевидным решением поэтому представлялась ликвидация «кайзеризма» и установление либеральной демократии. Остин Чемберлен, канцлер казначейства, заявил вскоре после окончания войны, что «если Германия остается или станет демократической, [она] не сможет снова повторить глупости Фридриха Великого, Бисмарка и их последователей».
[943] Демократию предполагалось внедрять за счет местных игроков, если будет возможно, и посредством внешнего давления, если понадобится. «Трагический факт налицо, – заметил британский историк и политический советник Уильям Харбутт Доусон. – Немецкий народ не в состоянии самостоятельно избавиться от своих политических оков». Доусон озвучил мнение многих жителей Великобритании и Соединенных Штатов, когда добавил, что потребуется внешнее вмешательство для устранения «системы, которая на протяжении пятидесяти лет являлась очагом чумы в центре Европы».
[944]
Кроме того, германский вопрос усугублялся «проблемой большевизма». Начало революции в Германии убедило русских революционеров в том, что близко всеобщее восстание пролетариата, которого они ожидали в 1917 году. «Кризис в Германии едва начался, – ликовал Ленин. – Он неизбежно закончится переходом политической власти в руки немецкого пролетариата… Теперь даже слепцы в других странах поймут, что большевики были правы, когда строили свою тактику на поддержке мировой пролетарской революции». Ленин предостерегал: «Русские рабочие поймут, что очень скоро им предстоит принести обильнейшие жертвы ради международной солидарности»; и «близится время, когда обстоятельства могут потребовать от нас помощи немецкому народу». Помощь будет востребована, объяснял Ленин в своем «Письме рабочим Европы и Америки», поскольку «революция в Германии… особенно важна и характерна, как [революция в] одной из наиболее передовых капиталистических стран».
[945] После свержения рейха остальная Европа последует примеру Германии, но если реакционеры победят, русской революции не устоять в одиночку. Потому когда создавали в марте 1919 года Коммунистический интернационал (Коминтерн) во имя борьбы с «международной буржуазией», рабочим языком новой организации выбрали не русский и даже не английский, а немецкий язык.
Западные союзники, в свою очередь, воевали с большевиками на российской территории и отчаянно пытались помешать им заполнить политический вакуум, возникший в Центральной Европе. Великобритания и Америка довольно быстро пришли к выводу, что наилучшим для этой войны будет вовлечение Германии в борьбу с революцией – или хотя бы подавление немецкого большевизма. Госсекретарь США Роберт Лансинг предупреждал в октябре 1918 года еще до того, как завершилась мировая война, что «нельзя позволить большевикам подчинить себе народы Центральной Европы, где большевизм способен стать угрозой миру еще опаснее прусского владычества».
[946] По этой причине Черчилль призывал «созидать сильную, но мирную Германию, которая не станет нападать на наших французских союзников, но выступит моральным оплотом против большевизма» и тем самым «воздвигнет мирную, легальную преграду силы и доблести против красного варварства, текущего с востока».
[947]
Версальский договор, который определил будущее Центральной и Западной Европы и был подписан в конце июня 1919 года, в день пятилетия убийства Франца Фердинанда, представлял собой компромисс между потребностями союзников и стратегическими целями.
[948] Он был составлен так, чтобы не допустить возрождения германского экспансионизма, но сохранить рейх как оплот на пути распространения большевизма. Германия лишалась всех своих колоний. Эльзас-Лотарингия возвращалась Франции, Северный Шлезвиг передавался Дании, а Бельгия получала округ Эйпен-Мальмеди. Будущее Саара предстояло решить плебисцитом. На востоке Германия отказывалась от Западной Пруссии и Померании в пользу восстановленной Польши, а город Мемель уступала французской администрации (впоследствии он вошел в состав нового государства Литва). Данциг объявили «вольным городом». Будущее важного промышленного района Верхняя Силезия и южной части Восточной Пруссии, которые оспаривали друг у друга польские и немецкие вооруженные банды, также предлагалось определить плебисцитом. В целом рейх потерял около 13 процентов территории и около 10 процентов населения. Германию вдобавок обязали разоружиться, частично оккупировали и принудили к выплате репараций. Рейнскую область и Пфальц должны были занять английские, французские, американские и бельгийские войска – на срок до десяти лет, отчасти в целях сдерживания рейха, отчасти для того, чтобы «приглядывать» за другими.
[949] Германии запрещалось строить укрепления поблизости от границ. Численность новой немецкой армии, рейхсвера, не должна была превышать 100 000 человек, причем только профессиональных военных; воинская обязанность и прочие виды краткосрочной службы отменялись. Армию лишили аэропланов и танков, а большую часть флота надлежало передать союзникам. Таким образом, Германия оказывалась полностью беззащитной в военном отношении. Ее самые важные реки – Рейн, Дунай, Эльба и Одер – теперь находились под международным контролем. Кроме того, согласно статье 231 договора Германия признавалась стороной, которая несет ответственность за расходы, связанные с войной; итоговая сумма репараций в натуральном и денежном выражении составила невероятные 226 миллиардов марок. Центр Европы, по сути, подлежал нейтрализации и контролю победоносной коалиции.
