В Германии, с другой стороны, триумф Гитлера в Мюнхене заставил замолчать критиков рейхсканцлера среди элиты. Тщательно продуманные планы генерала Людвига Бека и других военных по устранению Гитлера, прежде чем он ввергнет Германию в разорительную войну, не пригодились. Заговорщики почти не получали помощи из-за границы, Чемберлен отмахнулся от них как от «якобитов», поскольку им недоставало легитимности у себя дома. Гитлер же продолжал кампанию борьбы против внутреннего врага. В начале ноября 1938 года штурмовиков СА и толпы зевак спустили на синагоги и на еврейское имущество по всей Германии (печально знаменитая «Хрустальная ночь» 9 ноября). Через месяц Риббентроп настоял на том, чтобы все сотрудники еврейского происхождения были уволены с дипломатической службы. В конце января 1939 года Гитлер добавил новые краски к своей риторике. Он пророчил в рейхстаге, что «если международное финансовое еврейство в Европе и за ее пределами снова преуспеет и ввергнет народы в мировую войну, последствиями будут не большевизация мира и не победа еврейства, а наоборот – уничтожение еврейского населения Европы».
[1053] Иными словами, Гитлер рассматривал свою борьбу с евреями как часть не внутренней политики, а большой стратегии.
В марте 1939 года Гитлер воспользовался кризисом в чешско-словацких отношениях и захватил Прагу. Британцы и французы опять промолчали; Лига Наций не предприняла никаких действий, Соединенные Штаты тоже остались в стороне. Богемия и Моравия стали немецким протекторатом; Словакия провозгласила независимость под «опекой» Германии. Чехословакия перестала существовать. Военная и экономическая подготовка Гитлера к войне получила мощный стимул: вермахт пополнил свои ряды чешской армией, на вооружении которой состояло множество современной бронированной техники; вдобавок Германия присвоила промышленный потенциал Чехии. Вместо того чтобы сплотиться и сдержать Германию в 1938–1939 годах, средние и малые европейские государства кинулись заключать мир с Гитлером. Румыния, Югославия и Болгария искали покровительства Германии. Отдельные страны даже сами ударились в территориальные захваты, отчасти реализуя давние амбиции, отчасти же полагая, что сдержанность вознаграждается односторонней прибылью за счет соперников. Польша отхватила от Чехословакии спорную территорию Тешен в конце 1938 года, Венгрия аннексировала существенную часть Южной Словакии, населенную в основном мадьярами. Муссолини также стремился «компенсировать» приобретения Гитлера собственными успехами. На аннексию Гитлером Богемии и Моравии он ответил вторжением в Албанию в апреле 1939 года. Так или иначе, европейская политическая карта перекраивалась – самим Гитлером и в ходе реакции на его действия.
Британская и французская общественность теперь оказалась настроенной резко против политики умиротворения. Захват Гитлером Праги лишил общество и прессу надежд на разумность стратегии правительства по отношению к Германии; парламентское недовольство становилось все громче. Чемберлена постоянно атаковали, причем не только представители оппозиции, но и, что смущало куда сильнее, члены собственной консервативной партии, призывавшие к созданию коалиционного правительства. По сути вся Великобритания записалась в «народный фронт» против Гитлера. Похожие события происходили и во Франции. «Умиротворители» во главе с министром иностранных дел Жоржем Боннэ теряли почву под ногами, их теснили «сопротивленцы» во главе с премьер-министром Даладье. Британское и французское общества готовились противостоять Германии.
Лондону и Парижу пришлось признать, что Гитлер не просто полностью подчинил себе Центральную Европу – это было терпимо, хотя и вызывало серьезные опасения, – но твердо намерен опрокинуть весь европейский баланс сил. В конце февраля британский кабинет согласился объявить войну в случае нападения Германии на Нидерланды, Бельгию или Швейцарию, а также публично предоставил гарантии безопасности Франции. Континентальная «полевая сила» была мобилизована в первые месяцы 1939 года, вскоре начались первые по-настоящему деловые и интенсивные консультации британского и французского генеральных штабов. «Entente Cordiale» возродилась из пепла. Но теперь было недостаточно провести, так сказать, линию на западе. Следовало помешать дальнейшему укреплению Германии в Восточной Европе – а ведь активно расходились слухи о грядущем поглощении Польши и Румынии. Более того, Гитлера возможно победить – или, что лучше, припугнуть, – если он будет вынужден сражаться на два фронта; поэтому было жизненно важно сохранить независимость поляков. По этой причине западные державы дали официальные гарантии польской и румынской независимости в марте 1939 года (о территориальной целостности речи не шло). Словом, оставалось некоторое пространство для польско-немецкого территориального урегулирования, но прямая аннексия грозила Гитлеру европейской войной – и лишала ресурсов для успешного ведения этой войны.
Действия Гитлера также вызвали немалое беспокойство в Соединенных Штатах. Рузвельт сообщил своим министрам, что впервые со времен Священного союза 1818 года Соединенные Штаты столкнулись с возможностью нападения «на Атлантическом побережье в Северном и Южном полушариях». Если немцы смогут разгромить или захватить Королевский флот, это приведет к существенному сдвигу в балансе морской силы и поставит Америку в невыгодное положение. Кроме того, как Рузвельт указал на последующей пресс-конференции, технологические достижения, прежде всего развитие военной авиации, «придвинули потенциальную атаку»» намного ближе, чем это было возможно в предыдущее десятилетие.
[1054] Вдобавок диктаторы олицетворяли не только стратегическую, но и идеологическую угрозу; эти два соображения постоянно преследовали президента. На протяжении второй половины 1930-х годов Рузвельт опасался, что Гитлер или Муссолини способны «учинить в Мексике то, что они учинили в Испании», то есть «организовать революцию, фашистскую революцию».
[1055] Поэтому борьбу с европейскими диктаторами президент воспринимал как «космическую» битву двух мировоззрений, битву, в которой безопасность Соединенных Штатов неразрывно увязывалась с безопасностью мира за пределами Западного полушария.
[1056]
Сталин, однако, теперь пребывал в убеждении, что западноевропейские державы не заинтересованы в общем фронте против нацизма. Напротив, налицо были все признаки того, что они надеются использовать Гитлера для сдерживания СССР. В марте 1939 года советский диктатор публично предостерег, что Советский Союз «не теряет бдительности и не позволит тем, кто желал бы развязать войну, вовлечь нашу страну в конфликт» и заставить «таскать каштаны из огня для других».
[1057] Предложенный Сталиным франко-англо-русский союз для гарантий территориального урегулирования в Восточной Европе – по сути, просто расширение «зоны охвата» обещаний, уже данных Лондоном и Парижем – усадил стороны за стол бессодержательных переговоров, которые затянулись до конца лета. Отчасти это было вызвано отказом Польши принять советскую военную помощь – поляки боялись «ненужных осложнений» в украинских и белорусских провинциях Варшавы, – а также ошибочной верой британцев и французов в боеспособность польской армии. Требовались радикальные действия, чтобы вырваться из того «стального» захвата, в котором Токио и Берлин ныне держали Советский Союз. В том же месяце русские наголову разгромили японцев в Монголии, на реке Халхин-Гол («номонханский инцидент»). Восточной границе ничто более не угрожало, по крайней мере на некоторое время, и Сталин смог сосредоточиться на «проблеме Гитлера».
