Вестфальский мир признал сосуществование трех основных конфессий: римско-католической, лютеранской и кальвинистской. Было установлено, что в обновленной Священной Римской империи религиозные отношения – то есть все значимые отношения вообще – регулируются на основании компромиссов между представленными в сейме католиками и протестантами, а не большинством голосов. На местах правителям вменили в обязанность уважать права верующих, включая право обращения в другую веру; при этом было решено, что, если сам правитель принимает другую веру, он не может принудить своих подданных последовать этому примеру. Религиозным меньшинствам, которым в 1624 году пообещали веротерпимость, теперь гарантировали свободу исповедания, и было записано, что никто не может быть лишен государственной должности из-за своих религиозных воззрений.
[146] Геополитические и идеологические положения Вестфальского мира были тесно связаны между собой. Швеция и Франция вступили в войну для защиты «германских свобод», и достижение этой цели, как они полагали, окажется достаточным для того, чтобы лишить Габсбургов возможности угрожать их собственной свободе и безопасности. Это мнение после заключения Вестфальского мира выразил шведский дипломат Юхан Адлер Сальвиус: «Теперь Балтийское море станет рвом, заполненным водой, Померания и Мекленбург – контрэскарпами, а другие германские земли – внешними укреплениями нашей безопасности». В тон этому заявлению высказался и канцлер Швеции: «Целью войны являлось восстановление германских свобод… и сохранение европейского равновесия».
[147] Налицо была связь между свободами в государстве, балансом сил и правом на интервенцию для достижения этих целей. Франция и Швеция настаивали на том, чтобы их признали «гарантами» стабильности в Священной Римской империи и «свобод» ее отдельных земель. Коротко говоря, Вестфальские соглашения оказались этакой «хартией на интервенции»: фиксируя внутреннее конфессиональное равноправие в германских княжествах и международные гарантии их стабильности, договор предлагал политический рычаг для вмешательства во внутренние дела Священной Римской империи на протяжении конца семнадцатого и всего восемнадцатого столетия.
[148]
Германия серьезно пострадала в ходе гражданской войны, а затем была унижена вторжением на свою территорию иностранных армий – если называть наиболее заметные, испанской, датской, французской и шведской.
[149] Другие страны тоже понесли урон, но в значительно меньшей степени, чем Германия, ибо боевые действия велись главным образом в Центральной Европе.
[150] Правда, не все части Германии потерпели ущерб, некоторых земель война почти не коснулась.
[151] Все же население Священной Римской империи значительно сократилось – с двадцати одного миллиона жителей до тринадцати миллионов человек. Таких больших потерь населения в процентном отношении в мировой истории не случалось ни до, ни после Тридцатилетней войны. Это был своего рода смертный приговор, о котором постоянно вспоминали. В конце сороковых годов семнадцатого столетия князья, бюргеры и крестьяне ужасались последствиям многолетних военных действий: опустошенные поля, обезлюдевшие деревни, отравленные колодцы. При этом немцы испытывали двойственные чувства относительно уроков войны. Все соглашались, что империю следует держать в порядке, чтобы защитить Германию от господства иноземных властей (и от себя самой), но на этом единодушие завершалось. Возникали вопросы: следует ли княжествам обращаться за помощью к более могущественным соседям и тем самым избежать в дальнейшем военных конфликтов или лучше добиваться внутреннего согласия и укреплять свои вооруженные силы, чтобы устрашить неприятеля? Кто больше угрожает германским свободам – сами немцы или иноземные армии, которые вторгаются в германские земли, чтобы защитить эти свободы?
К 1648 году двухсотлетняя борьба за господство в Европе зашла в тупик. Ни одной державе так и не удалось добиться доминирования в Священной Римской империи и в целом на континенте. Карл V, Франциск I, Генрих VIII, Сулейман Великолепный, Филипп I, Филипп II, Ришелье и Мазарини не сумели обеспечить себе господство в Европе. Голландцы и англичане возлагали надежды на увеличение своего политического веса в Европе на императора-протестанта и смещением с трона Габсбургов, но эти надежды не оправдались. Но все же были «чистые» победители и проигравшие. Англия после унизительного поражения в Столетней войне, обуреваемая жаждой реванша, вернулась на европейскую политическую арену при Генрихе VIII и королеве Елизавете; однако при Якове I, Карле I и, пожалуй, при Кромвеле она стала снова терять политические позиции. Зато Франция после изнурительной религиозной войны превратилась в основную силу на континенте. Испания же полностью лишилась влияния в Центральной Европе и Нидерландах. Австрийские Габсбурги, противостоявшие турецкому нашествию, пытались использовать эту «германскую миссию» для укрепления своих позиций в Центральной Европе. На севере континента, на европейской периферии, после Вестфальского мира Швеция неожиданно превратилась в могущественную державу, с которой теперь следовало считаться и Германии. Тем временем наступление турок на Центральную Европу застопорилось, но могло в любое время возобновиться. Соперничество между основными европейскими странами распространилось и за пределы континента, начиная с попыток Колумба отыскать путь, который позволил бы выйти во фланг Османской империи, и заканчивая открытием Нового Света и Азии, способных внести новое равновесие в мировую политику или обеспечить доминирование в мире.
