Одновременно СССР усилил поддержку деятельности подрывных групп в Европе, особенно в Германии,
[1330] и все более активно вмешивался в дела стран третьего мира, воодушевленный уходом американцев из Индокитая.
[1331] Каскад событий, частично инспирированных Москвой, частично вытекавший из независимых инициатив союзников СССР и, если можно так выразиться, локальной динамики, резко изменил баланс сил, сложившийся в ходе «разрядки». Прозападное правительство короля Захир Шаха в Афганистане было свергнуто левым заговором армейских офицеров, желавших не только установить более тесные связи с Москвой, но и возродить давние притязания на территорию Пакистана, верного союзника Америки. В апреле 1974 года португальская правая диктатура была низложена местной группой офицеров, которые намеревались положить конец дорогостоящей колониальной войне в Африке. Советский Союз мог рассчитывать на победу коммунистов на выборах или, по крайней мере, в результате нового переворота; тем самым ослабела бы западная «хватка» на Средиземноморье. Кроме того, под вопросом оказалось бы присутствие НАТО на Азорских островах. Вскоре после этого турки вторглись на Кипр, чтобы помешать греческим националистам истребить турецкое население острова. Данное событие привело к немедленному падению хунты в Афинах и к всплеску антиамериканских настроений; Греция вышла из командной структуры НАТО в знак протеста против отказа альянса «утихомирить» Турцию, тоже члена альянса. Еще более тревожный, с западной точки зрения, сигнал поступил из Италии, где коммунисты постоянно лидировали в опросах общественного мнения, и казалось вероятным, что они войдут в правительство в Риме уже в ближайшем будущем. Все чаще говорили, что «еврокоммунисты» возьмут верх на выборах, причем не только в Италии.
[1332] В ноябре 1975 года умер испанский диктатор Франко, и решение короля Хуана Карлоса провести в стране выборы сулило появление правительства, враждебного Вашингтону, то есть делало уязвимым Гибралтар; Испания вдобавок ушла из Западной Сахары, создав там вакуум власти. К концу 1975 года, иными словами, весь южный фланг НАТО был охвачен кризисом.
Ощущение стратегической нестабильности, порожденное этим беспрецедентным усилением советского влияния во всем мире, вызвало противоречивую реакцию в Вашингтоне, столицах Западной Европы и в Конгрессе США. Будучи убежден в том, что могущество США на международной арене убывает, Генри Киссинджер – государственный секретарь – стремился восстановить доверие к США и противостоять советскому наступлению по всем направлениям, а также использовать американские региональные «рычаги», чтобы заставить Москву считаться с интересами Вашингтона в других регионах. Поэтому США уделяли все больше внимания своим союзникам на местах – Израилю, Южной Африке, которая приобрела дополнительную важность в связи с войной в Анголе, Индонезии, на чье кровавое вторжение в Восточный Тимор в 1974 году закрыли глаза, и Марокко, которому разрешили захватить Западную Сахару в 1975 году. На Ближнем Востоке Киссинджер «курсировал» между столицами в 1973–1974 годах, пытаясь договориться о разведении израильской и арабских армий. На кону во всех этих случаях стоял не столько региональный баланс сил, сколько мировое доверие к Соединенным Штатам. Киссинджера беспокоило то, что «европейцы могут спросить себя – если они не удержали [ангольскую столицу] Луанду, то как смогут защитить Европу?»
[1333]
Самой большой проблемой, однако, оставалась Германия, то место, где проседал «Центральный фронт». Благодаря уходу из Индокитая, численность американских войск в стране увеличилась почти на 10 процентов за первые годы десятилетия. Но этого было далеко недостаточно, чтобы восполнить существенное советское превосходство в обычных вооружениях.
[1334] Кроме того, качество переброшенных из Вьетнама частей оставляло желать лучшего. «Алкоголизм и пристрастие к наркотикам распространились чрезвычайно широко, – вспоминал генерал Эл Хейг, который принял пост верховного главнокомандующего сил НАТО в Европе в 1974 году. – Наша боеготовность была намного ниже приемлемых стандартов». Словно всего этого было мало, трансатлантические отношения находились в глубоком кризисе, отчасти из-за решимости западноевропейцев не допустить противостояния двух сверхдержав в Африке и на Ближнем Востоке, грозившего погубить таким трудом добытую «разрядку» в Европе, а отчасти из-за опасений, что США уже не сильно рвутся защищать Европу. Чтобы подчеркнуть готовность Америки любой ценой сохранить нынешнюю «линию фронта» в Центральной Европе, тысячи солдат были дополнительно развернуты под Гамбургом.
Между тем Соединенные Штаты боролись с серьезным внутренним кризисом, который в значительной степени отвлекал администрацию от международных дел. Взлом штаб-квартиры Демократической партии наконец-то проследили до Белого дома, что привело к импичменту президента Никсона и отставке последнего в августе 1974 года. Его преемник, бывший вице-президент Джеральд Форд, продолжил политику «разрядки»; Киссинджер остался в должности государственного секретаря. Тем временем законодательная ветвь власти ужесточила контроль за «машинерией» внешней политики. В ноябре 1974 года промежуточные выборы пополнили Конгресс миролюбивыми демократами, желавшими сократить вовлеченность Америки в дела за рубежом. В начале следующего года Конгресс одобрил прекращение финансовой помощи Сайгону, оставив Южный Вьетнам фактически беззащитным перед Севером.
Все перечисленное укладывалось в принципе в традиционную концепцию баланса сил, но уже рождалась новая геополитика, выходящая за пределы этой традиции. Интеллектуальной движущей силой стала революция «прав человека», которая потрясла западную политику в начале 1970-х.
[1335] После деколонизации и вывода американских войск из Вьетнама жесткое подавление советским руководством внутренней оппозиции воспринималось как резкий контраст Западу. Лоббистские группы наподобие «Амнести интернэшнл» и парламентские комиссии всего западного мира отстаивали новую глобальную мораль. Советских диссидентов, таких, как писатель Александр Солженицын, прославляли и восхваляли на Западе. Эти настроения выразил сенатор-демократ Генри «Скуп» Джексон, член комитета по обороне, изрядно раздраженный «капитуляцией», как он считал, Киссинджера перед советскими требованиями в рамках процесса «разрядки». Ссылаясь на Солженицына, Джексон сообщил Конгрессу, что «единственное спасение человечества лежит в том, что каждому из нас есть дело до всего; люди на Востоке жизненно обеспокоены тем, что о них думают на Западе, а люди Запада жизненно обеспокоены тем, что происходит на Востоке».
[1336] С середины 1970-х годов этот дискурс начал оказывать сильное влияние на международную систему.
