В Соединенных Штатах внешняя политика также продолжала доминировать над внутренней.
[1362] Демократы Джексона – пусть и не сам сенатор – теперь начали объединяться с республиканцами, позиция которых по вопросам национальной безопасности виделась «более здравой». Крах «разрядки», наряду с экономикой, оказался важнейшим вопросом избирательной кампании 1980 года. Попытки Картера выставить Рейгана опасным и неопытным экстремистом в целом провалились вследствие «заразительного» оптимизма соперника и его очевидной решимости «восстановить основы американской экономической и военной мощи». Республиканцы должным образом выиграли – набрав достаточный запас голосов избирателей и одержав сокрушительную победу в голосовании коллегии выборщиков.
[1363]
Коллапс «разрядки» сам по себе почти не отразился на внутренней политике Советского блока, чего нельзя сказать о Хельсинкских соглашениях. В июле – августе 1980 года Польшу охватили волнения, начавшиеся на верфях Гданьска; это привело к появлению в сентябре профсоюза «Солидарность», во главе которого встал харизматичный докер Лех Валенса. Профсоюз получал негласную поддержку не только от Вашингтона, где советник президента по национальной безопасности был поляком по происхождению, но и от Ватикана, где правил польский папа. Остаток десятилетия страна пребывала в состоянии латентного национально-религиозного восстания против коммунистического режима и его советских покровителей. Это сулило смертельную угрозу для Москвы, ведь Польша являлась важнейшим стратегическим буфером Советского Союза, служила первым эшелоном стратегической обороны Варшавского договора, на ее территории размещались советские тактические ядерные ракеты и через эту территорию шла линия коммуникаций с Группой советских войск в Германской Демократической Республике. Без Польши позиции СССР в Германии оказывались существенно слабее.
[1364] В конце концов Советский Союз позволил польскому генералу Ярузельскому ввести военное положение в середине декабря 1981 года, и это на некоторое время успокоило ситуацию.
Смена правительств в Великобритании и Соединенных Штатах в 1979–1980 годах привела к возникновению нового стратегического подхода. На своей первой пресс-конференции в конце января 1981 года президент Рейган объявил о прекращении «разрядки», этой «улицы с односторонним движением, которую Советский Союз использовал для достижения собственных целей».
[1365] Будучи убежден, что Москва воспользовалась слабостью США после Вьетнама, Рейган заявил о готовности вести переговоры исключительно с позиции силы. Новый президент был полон решимости использовать долгосрочное экономическое превосходство Соединенных Штатов и подвергнуть советскую систему «невыносимому давлению», тем самым принудив Москву к заключению «реалистичного» соглашения по контролю вооружений. Поэтому Рейган распорядился значительно увеличить расходы на обычные и ядерные вооружения. Именно исходя из этого он вступил в переговоры о тактических ядерных силах – ракетах средней и малой дальности – в Женеве в ноябре 1981 года. Восемнадцать месяцев спустя Рейган сообщил о планах по созданию космической системы ПРО, иначе «Стратегическая оборонная инициатива» (СОИ), которую быстро переименовали в прессе в «Звездные войны»; как уверяли, эта система в состоянии перехватить советские боеголовки и помешать им поразить цели в Соединенных Штатах.
Важнее военного и экономического давления было, однако, совместное идеологическое наступление, которое Рейган развернул против коммунистического блока. Советский Союз резко осудили как «империю зла». Прежде всего президент защищал религиозных и политических диссидентов и утверждал, что в основе большой стратегии США ныне лежит продвижение демократии. Его администрация верила, что демократические государства являются надежным оплотом против советского экспансионизма. Рейган также был убежден, что общая демократическая политическая культура помешает странам воевать друг с другом; в политологической литературе эта теория получила наименование «теории демократического мира». Рейган говорил, что «свободные народы, правительства которых действуют с согласия граждан, не начинают войн с соседями. Свободные народы, благословленные экономическими возможностями и защищенные законодательством, которое уважает достоинство личности, не стремятся к доминированию над другими». По другому поводу он заметил, что «свобода и демократия – вот лучшие гаранты мира… История показывает, что демократические страны войн не начинают».
[1366]
Риторика, конечно, важна, однако администрация предпринимала и «материальные» шаги по содействию демократизации. День порабощенных народов – в который Соединенные Штаты «молились» о народах Восточной Европы, страдающих под коммунистическим гнетом, – был возрожден в 1982 году. Примерно тогда же по настоянию Рейгана, который требовал «содействовать развитию инфраструктуры демократии – свободной прессы, профсоюзов, политических партий и университетов», – администрация приняла участие в создании Национального фонда в поддержку демократии (1983); в задачу фонда входило стимулировать появление представительных правительств во всем мире. Рейган намеревался использовать демократию и права человека, чтобы разрушить всю систему сателлитов СССР. В апреле 1981 года ЦРУ заключило тайное соглашение с израильской секретной службой, объединив обширные агентские сети в Восточной Европе, особенно в Польше, ради реализации новой стратегии. Когда Ярузельский ввел военное положение, Рейган увидел в этом очередную возможность. В начале июня 1982 года президент встретился с папой, чтобы скоординировать совместную секретную помощь «Солидарности». Еще он заручился сотрудничеством сугубо антикоммунистических профсоюзов АФТ – КПП (Американская федерация труда – Конфедерация промышленных профсоюзов). Пока Советский Союз «проливал кровь» в Афганистане, его вынуждали вдобавок занимать политическую оборону в Восточной Европе.
Важность Европы подчеркнули два локальных кризиса, которые потрясли государственную систему в 1982 году. В начале апреля аргентинская хунта, отчаянно пытаясь укрепить собственное шаткое положение и будучи преисполнена решимости реализовать давние притязания на «Лас Мальвинас», вторглась на Фолклендские острова; крошечный британский гарнизон был изгнан. Лондон посчитал, что уступка агрессии со стороны диктатуры серьезно подорвет британский престиж и, весьма вероятно, поощрит «террористов» на новые нападения, ближе к дому. «Решительная защита свободы в Южной Атлантике, – заявил министр по делам вооруженных сил лорд Блейкер, – напрямую связана с защитой свободы в Европе. Наши действия ободрят наших союзников по НАТО и улучшат перспективы мира, показав, что, когда обстоятельства неблагоприятны, англичане готовы сражаться за то, во что они верят».
[1367] Такая позиция пользовалась широкой парламентской и народной поддержкой; даже лидер лейбористов Майкл Фут всецело одобрил решение премьер-министра Маргарет Тэтчер направить ударную группу флота и выбить аргентинцев с Фолклендов.
[1368] Вскоре после этого, в начале июня 1982 года, Израиль ответил на увеличение числа атак палестинцев на Ближнем Востоке и за его пределами вторжением в Ливан, чтобы уничтожить базы ООП на его территории и создать буферную зону на юге. После быстрого выхода на окраины Бейрута израильская армия начала обстреливать вражеские позиции (реальные и мнимые) в самом городе, нанося немалый урон гражданскому населению. В долине Бекаа ВВС Израиля вели бои с сирийскими истребителями, также случались танковые стычки и артиллерийские перестрелки. В ливанской столице наибольший резонанс вызвало массовое убийство палестинских женщин и детей христианским ополчением, союзным Израилю. Ясир Арафат наконец согласился отступить в Тунис, но еврейское государство так и не добилось долгожданной безопасности. Шиитское население на юге и северо-востоке примкнуло к спонсируемому Ираном движению «Хезболла», которое пообещало прогнать израильтян из Ливана, а затем освободить Палестину.
