Контроль над Германией являлся ключевым условием следующего шага Наполеона – «окончательного» изгнания России из Европы; эта цель постоянно ускользала от французских стратегов на протяжении восемнадцатого столетия. Наполеон считал, что недостаточно укрываться за бастионами экономической и военной мощи, которые он уже возвел. Экономическая интеграция Европы, предусмотренная «континентальной системой» (та опиралась на французский национальный эгоизм и была дееспособна только в рамках подчинения), провалилась, что неудивительно.
[497] По всему континенту, особенно в некогда процветавших французских провинциях наподобие Эльзаса, рынки начали сжиматься, экономический упадок нарастал. Континентальная блокада утратила свою «непроницаемость», слабый французский флот был не в состоянии справиться с нелегальной британской торговлей у побережья. Поэтому Наполеон вознамерился заткнуть брешь в блокаде и в 1810 году оккупировал большую часть северогерманского побережья, включая Гамбург, Бремен и Любек; одной из оккупированных территорий оказался Ольденбург, правящая семья которого была тесно связана родственными узами с царем. Возмущение Санкт-Петербурга усугубляло очевидное стремление Наполеона возродить Польшу в качестве буфера против царя. Австрию заставили передать Великому герцогству Варшавскому Галицию, и польская армия значительно выросла в численности. Очень скоро, однако, французский император решил, что Россию следует сокрушить военной силой. Наполеон вновь столкнулся со старой дилеммой безопасности: каждое новое завоевание требовало следующего для сохранения предыдущего, и деструктивная динамика вела к неизбежному краху.
В Санкт-Петербурге французское присутствие на западных границах страны вызвало бурные дебаты по поводу большой стратегии России. Некоторые утверждали, что превентивный удар по Наполеону представляет собой единственный способ покончить с опасностью. Против такого плана горячо возражал сам Александр. Он до такой степени не хотел провоцировать Наполеона, что запретил строительство пограничных укреплений и оборудование артиллерийских позиций на правом берегу Немана. Переубедила царя Германия. В апреле 1812 года Александр потребовал, чтобы Наполеон вывел войска из Пруссии и шведской Померании, сократил гарнизон в Данциге и выплатил компенсацию герцогу Ольденбургскому. В том же месяце царь заключил союз со Швецией, по которому предполагался совместный десант на северном побережье Германии; Швеция по договору присоединяла Норвегию и соглашалась на поглощение Россией Финляндии. Война между Францией и Россией стала неизбежной.
Последствия наполеоновского доминирования в Европе пришлось учитывать и Вашингтону. Рост французского влияния в Европе Британия решила восполнить за счет колониальной экспансии и превосходства на море. Особенно встревожили Вашингтон британская экспедиция в Буэнос-Айрес (1807) и королевские указы 1808 года, серьезно подорвавшие американскую торговлю; вдобавок продолжалось насильственное «заманивание» американских моряков в Королевский флот и имелись подтверждения британского участия в восстаниях индейцев 1811 года. Всего этого могло оказаться недостаточно для возникновения «сложностей» в отношениях двух стран, когда бы не непримиримые территориальные противоречия. Союз категорически возражал против того, чтобы кто-либо, кроме самих американцев, заполнил вакуум власти, оставленный уходом Испании. В начале 1811 года президент Мэдисон попросил у Конгресса разрешения занять опустевшие территории, в частности, Западную Флориду. Не забывали и о «застарелой проблеме запада», которая определяла американскую внутреннюю и внешнюю политику с середины прошлого столетия. В 1806 году кошмары словно начали воплощаться наяву: бывшего вице-президента Аарона Бэрра обвинили в попытке создания независимого государства в Луизиане при поддержке Британии; его признали виновным в государственной измене. Курс Вашингтона на столкновение с Лондоном при этом вызывал яростные споры, и американское общество раскололось на тех, кто советовал проявлять осторожность, и на экспансионистов-«ястребов». Американцев, впрочем, все сильнее возмущала «бесцеремонность» Королевского флота; они по-прежнему опасались британского присутствия в Канаде, где укрылось множество бывших лоялистов,
[498] и беспокоились о будущем запада и юго-запада, Карибского бассейна и всей Латинской Америки. Поэтому было принято решение предотвратить грядущее окружение. В июне 1812 года Союз объявил войну, чтобы раз и навсегда определить сферы влияния в Западном полушарии.
В том же месяце Великая армия (Grande Armee) Наполеона переправилась через Неман. Наполеон был твердо намерен показать России, кто господствует в Европе. Лишь около половины его армии, насчитывавшей 600 000 человек, составляли французы (это тоже весьма широкое определение, учитывая изрядно расширившиеся границы империи, куда теперь входили Рейнская область и многие земли Западной Германии); другая половина была родом из Голландии, Италии, Польши и, конечно же, Вестфалии, Баварии, Саксонии и прочих германских княжеств. Прусские и австрийские вспомогательные корпуса охраняли северный и южный фланги Великой армии. Без контроля над Германией нападение Наполеона на Россию было бы невозможным. Поначалу все шло хорошо, к зиме царская армия потерпела поражение под Бородино, французы захватили Москву. Неспособность остановить французов вызвала сильное брожение в русских умах, и возможно, что дальнейшие неудачи привели бы к дворцовому перевороту в Санкт-Петербурге. Впрочем, через несколько месяцев ужасы русской зимы заставили Наполеона отступить. К концу года потрепанная и изможденная французская армия покинула территорию России.
[499]
Германии предстояло принять важное решение. Русская армия преследовала французов и в любой момент могла миновать Польшу и ворваться в Центральную Европу. Положение Наполеона усугубляли недавние поражения от Веллингтона и сил коалиции в Испании. Однако мало кто торопился сбрасывать императора со счетов. Он ведь оправился после казавшегося сокрушительным поражения в Египте в 1798 году и после бесчисленных других эпизодов. Немецкий поэт Гете предупреждал: «Простаки, громыхайте своими цепями; этот человек слишком велик для вас».
[500] Неверный шаг мог обернуться для германских княжеств катастрофой. «Все мысли Австрии и других несчастных, – замечал Меттерних, – должны быть обращены на то, как им уцелеть».
[501] Первой пришлось выбирать Пруссии, поскольку она лежала на пути наступления русских войск. Фридрих-Вильгельм медлил на протяжении всей зимы 1812/13 года; соперничающие фракции при дворе советовали королю то выполнить обязательства перед Наполеоном, то примкнуть к союзникам. Некоторые офицеры даже подумывали о путче, чтобы заменить короля более решительным членом семьи Гогенцоллернов. Фридриха-Вильгельма не убедило даже то, что генерал Йорк фон Вартенбург, охранявший северный фланг Великой армии, заключил с русскими Таурогенскую конвенцию, согласно которой его корпус вышел из войны. Тогда представительное собрание Восточной Пруссии без одобрения Фридриха-Вильгельма объявило о призыве в армию для борьбы с Наполеоном. Прусская политическая нация (или ее часть) приняла на себя управление внешней политикой.
