Гельмут фон Мольтке, май 1890 г.
[679]
Завершение немецкой и американской гражданских войн в середине 1860-х годов радикально преобразило европейскую и мировую геополитическую сцену, поскольку ознаменовалось двумя грандиозными национальными объединениями. В Северной Америке затяжная схватка за влияние между Севером и Югом закончилась капитуляцией конфедератов в 1865 году. Спустя год судьба Германии решилась в битве при Садовой, после которой был заключен Пражский договор. В обоих случаях результатом оказалось беспрецедентное сосредоточение политической, военной и экономической мощи, имевшее колоссальные последствия для общего баланса сил. Несмотря на обилие ресурсов, тем не менее, ни американцы, ни немцы не чувствовали себя спокойно и уверенно – ни внутри своих границ, ни в международном пространстве. Объединенная Германия «унаследовала» озабоченность Пруссии угрозой извне, а лидеры США даже после объединения страны продолжали видеть опасности вокруг. Обе страны столкнулись с глубоким внутренним разладом – с культурным, региональным, политическим и экономическим расколом, – и это оказывало воздействие на их самоощущение в мире. Но, так или иначе, признанным великим державам – Британии, Франции, Австрии и России – пришлось смириться с появлением новых игроков и отреагировать на новые угрозы соответствующими изменениями внутренней и внешней политики. Это спровоцировало взрывной рост общественного интереса к геополитике в Европе и за Атлантическим океаном. Укрепление Берлина определило международную повестку на ближайшие пятьдесят лет – сначала в европейских столицах, а затем и в Вашингтоне. К концу периода, который охватывает данная глава, два объединенных колосса шли друг на друга встречным курсом. Но кому из двух великих «локусов силы» править Европой и всем миром – это оставалось под вопросом до середины следующего столетия.
[680]
Победа Севера в американской гражданской войне привела к активизации внешней политики США. С долгой самоизоляцией было покончено. В декабре 1868 года президент Джонсон сообщил Конгрессу, что «разумная национальная политика требует территориальных приобретений и включения в наш федеральный Союз ряда соседних сообществ на континенте и нескольких островов».
[681] Это была дурная новость для индейцев, населявших громадное пространство между «метрополией» Союза и его анклавами на тихоокеанском побережье. В последующие тридцать лет индейцев грабили, маргинализировали, нередко попросту истребляли по мере продвижения Союза на запад и образования новых штатов.
[682] Обновленное американское «ощущение миссии» также сулило проблемы европейским державам, у которых имелись интересы по другую сторону Атлантики. Наиболее насущной проблемой была Мексика, где действовали опиравшиеся на поддержку Франции имперские силы и египтяне, отправленные хедивом по договоренности с Наполеоном III; для Вашингтона они являлись стратегической угрозой и идеологическим оскорблением Соединенных Штатов. Император Максимилиан олицетворял все то, против чего была направлена доктрина Монро: монархическое правление в опасной близости от Америки при поддержке европейской державы. В сентябре 1865 года государственный секретарь Уильям Сьюард предупредил Египет, что по завершении Гражданской войны Конгресс и президент «объединились в заботах о безопасности республиканских институтов и свобод на континенте». Хедиву же Исмаилу американский посол сказал в открытую, что «вмешательство в дела Мексики по просьбе другой страны Соединенные Штаты рассматривают как повод для вмешательства в дела Египта по просьбе какой-либо дружественной силы».
[683] После короткой войны напуганные французы и египтяне предали Максимилиана, которого вскоре захватили и казнили мексиканские республиканцы.
Далее Вашингтон бросил вызов Великобритании, которая блокировала его территориальную экспансию на север и с которой еще со времен Гражданской войны тянулся морской спор, прежде всего относительно компенсации за бесчинства конфедератского рейдера «Алабама», корабля британской постройки. Англо-американский компромисс в январе 1869 года был отвергнут Сенатом. В мае сенатор-республиканец и председатель комитета по международным делам Чарльз Самнер потребовал присоединения Британской Северной Америки. Одновременно нарастала напряженность на юго-восточной границе Союза, где Испания опасалась, что Соединенные Штаты используют сохранявшееся на острове рабовладение как предлог для аннексии Кубы; тревоги усугубило восстание против Мадрида в 1868 году.
На европейской стороне Атлантики революционной силой в системе государственного устройства стала Бисмаркова Пруссия, вдохновитель образования Северного Германского Союза, который объединил Саксонию, северную часть Гессена, Мекленбург и ряд более мелких государств. Король Вильгельм характеризовал этот Союз как «протянутую руку Пруссии».
[684] Федеральный парламент был избран всеобщим прямым голосованием мужского населения; Бисмарк пошел на это, чтобы перехитрить местную буржуазию. На этом Пруссия не остановилась: члены Zollverein за пределами Союза, например, Баден, Вюртемберг и Бавария, направили делегатов в «общегерманский таможенный парламент». Бисмарк рассчитывал, что таким образом возможно будет мобилизовать общественную поддержку для следующей стадии объединения и, так сказать, связать руки правительствам немецких государств. Он продолжал считать, что безопасность Пруссии может быть гарантирована только посредством создания «оплотов» на юге и на западе, то есть за счет укрепления связей Бадена, Вюртемберга и Баварии с Пруссией.
Предоставленные самим себе, однако, южные государства-штаты не имели намерения влиться в состав объединенной Германии. Даже экономические стимулы, которые предлагал Zollverein, равно как и сотрудничество с быстро индустриализирующейся Пруссией, не могли убедить местные элиты пожертвовать суверенитетом, завоеванным немалой ценой, а население не выказывало готовности подчиняться прусской «опеке». Экономическое сотрудничество вовсе не вело автоматически к политическому единству. Все независимые немецкие государства примкнули к Австрии в 1866 году, но уход Вены из Германии отнюдь не заставил их сразу же искать покровительства Пруссии.
[685] Напротив, выборы в «таможенный парламент» в марте 1868 года показали, что большинство населения южных государств – против союза. Либеральные националисты также проиграли баварские и вюртембергские выборы 1869 года. Видный либеральный автор Густав Фрайтаг сокрушался год спустя: «Неправда, что южные немецкие государства постепенно подтягиваются ближе к нам. Они по необходимости отдаляются от нас, чем увереннее становится законодательная поступь Севера. И что ждет впереди? Вечное разделение?»
[686] На протяжении второй половины 1860-х годов националистические депутаты северонемецкого ландтага нападали на администрацию Бисмарка, упрекая ту в неспособности защитить Баден от Франции через включение в состав быстро растущего Союза, а также на «нежелание» содействовать достижению единства Германии как таковому. Либералы-националисты наподобие Карла Твайзена использовали обсуждение бюджета в апреле 1869 года для публичных дискуссий и требования озвучить «основные цели внешней политики».
[687] Лишь серьезная угроза извне могла сгенерировать импульс, необходимый для завершения объединительного проекта, а также укрепить позиции канцлера на внутренней арене.
