Проклятье, в подоле была дыра, оставленная, должно быть, искрой от костра. Я прикрыла ее складками. Странно, что женщины считаются безобидными существами. Что мешает мне грабить и убивать?
К счастью, подобного желания у меня не возникало, хотя порой приходилось напоминать себе про клятву Гиппократа и ее главный принцип «Не навреди». Некоторых упрямых пациентов так и хотелось утихомирить дубиной по голове.
Джейми не спеша шел к сараю, изредка покрикивая. Во дворе были лишь наши собственные следы. Возле полуотесанного бревна виднелась горка конского навоза, мокрого от росы и успевшего уже рассыпаться.
Никто не приезжал, никто не уезжал, разве что приходил пешком. Бердсли, скорее всего, были дома.
День, однако, давно начался. В это время люди на ферме уже должны заниматься делом. Я отступила на шаг и прикрыла глаза, высматривая признаки жизни. Хотелось взглянуть на этих самых Бердсли.
У двери я заметила странные короткие зарубки. Они заполняли один косяк целиком, другой – наполовину, и располагались группами по семь штук на небольшом расстоянии друг от друга: словно кто-то вел счет неделям.
Джейми вышел из сарая, вслед ему донеслось блеяние. Те самые козы, о которых он говорил. Наверняка их должен доить Кесайя; раз так, его отсутствие скоро заметят.
Сделав пару шагов в сторону дома, Джейми сложил руки рупором и крикнул. Тишина. Выждав немного, он пожал плечами и заколотил в дверь. Шум должен был разбудить и мертвых – куры, по крайней мере, в панике бросились врассыпную. Однако никто так и не вышел.
Джейми оглянулся и приподнял бровь. Люди редко бросают ферму вместе с домашним скотом.
– Здесь точно кто-то есть, – ответил он на мой невысказанный вопрос. – Коз совсем недавно доили, на вымени еще осталось молоко.
– Может, они все ищут… ну, сам знаешь кого? – пробормотала я, на всякий случай подходя ближе.
– Может.
Он заглянул в окно. Когда-то в них стояли стекла; теперь пустые рамы с зубьями осколков затягивали лишь тряпки. Джейми пренебрежительно скривился.
Вдруг он повернул голову.
– Слышала, саксоночка?
– Да. Я думала, это козы, разве нет?..
Блеяние послышалось снова, на этот раз из дома. Джейми толкнул дверь, но та не шелохнулась.
– Заперто, – бросил он и вернулся к окну, потянув за край тряпки.
– Фу.
Я скривила нос. К запахам закрытого дома, где к ароматам выпечки и тушеного мяса примешивалась вонь пота, нестираной одежды, плесени и помойных ведер, было не привыкать, однако амбре из дома Бердсли просто сшибало с ног.
– Либо они держат в доме свиней, либо внутри живет с десяток человек, которые с прошлой весны не казали носа на улицу.
– Да, здесь немного припахивает, – согласился Джейми. Морщась от вони, он сунул голову в окно и заорал: – Thig a mach!
[46] Выходите, Бердсли!
Я заглянула ему через плечо. Просторная комната была вся завалена разным барахлом. Втянув легонько воздух, я поняла, что в бочках у стены, скорее всего, соленая рыба, смола, яблоки, пиво и квашеная капуста. Помимо них повсюду валялись шерстяные одеяла, крашенные кошенилью и индиго, бочонки с порохом и полувыдубленные шкуры, нестерпимо воняющие собачьими экскрементами, добавляя свою толику в общий смрад. Видимо, товары на продажу.
Другое окно тоже было затянуто рваной волчьей шкурой, так что в комнате царил полумрак. Из-за всех этих коробок, мешков и связок она напоминала пещеру Али-Бабы в нищенской ее вариации.
Из глубины дома снова донесся тот звук, теперь уже громче: что-то среднее между визгом и воем. Я отступила, невольно представляя себе черную косматую тварь, кидающуюся на нас из-за угла.
– Медведи, – полушутя предположила я. – Люди ушли, и вместо них поселились медведи.
– Угу, и Златовласка, – насмешливо ответил Джейми. – Конечно. Медведи там или нет, в доме определенно кто-то есть. Принеси из седельной сумки мой пистолет и патроны.
Я не успела спуститься с крыльца, как послышались шаркающие звуки. Джейми схватился за кинжал, потом, приглядевшись получше, убрал руку, удивленно вскидывая брови. Я тоже вытянула шею.
Из-за гор товара, подозрительно озираясь, точно крыса, вышла женщина. Не то чтобы эта грузная особа с кудрявыми волосами походила на мелкого грызуна с мусорной свалки, но помаргивала она точно так же.
– Уходите, – велела она.
– Доброго вам утра, мэм. Я Джейми Фрейзер из…
– Мне плевать, кто вы такой. Уходите.
– Не уйду, – твердо заявил он. – Я должен поговорить с мужчинами в вашем доме.
На лице ее проступило странное выражение: не то тревога, не то задумчивость, не то вовсе насмешка.
– Долш-шны? – переспросила женщина, чуть шепелявя. – Кто ж вам такое шкажал?
У Джейми покраснели уши, но он терпеливо ответил:
– Губернатор, мэм. Я полковник Джеймс Фрейзер. Собираю отряд милиции. Все здоровые мужчины от шестнадцати до шестидесяти должны вступить в наши ряды. Будьте добры, позовите мистера Бердсли.
– Ми-лит-шия? – повторила она по слогам непривычное слово. – И с кем ше вы будете шражаться?
– Если повезет, ни с кем. Однако приказ отдан, и мы обязаны его соблюдать.
Джейми взялся за крестовину окна и тряхнул ее на пробу. Раму сделали из хлипких сосновых дощечек, давно рассохшихся, – их легко было выломать одним движением.
Хозяйка прищурилась и задумчиво поджала губы.
– Ждоровые муш-щины… Хм, у нас таких нет. Был шлуга, но он шбежал. Все равно б вам не шгодился – глухой как пень и немой. Если поймаете, можете жабирать.
Судя по всему, побег Кесайи особой шумихи не вызвал. Я с облегчением перевела дух. Джейми, однако, так легко не сдавался.
– А мистер Бердсли дома? Я хотел бы с ним поговорить.
Он снова тряхнул раму, и сухое дерево треснуло с шумом пистолетного выстрела.
– Он не принимает гош-штей, – ответила женщина, и в ее голове вновь прорезались странные нотки: тревога пополам с радостным волнением.
– Он болен? – вмешалась я. – Я могла бы помочь. Я врач.
Она шагнула вперед и хмуро уставилась на меня из-под растрепанных темных волос. На свету женщина оказалась моложе, чем я думала: ни морщин, ни отвислой дряблой кожи.
– Врачш?
– Моя жена – известная целительница. Индейцы называют ее Белый Ворон.
– Колдунья? – Женщина вытаращила глаза и попятилась.
Было в ней что-то странное, и я только теперь поняла, что именно. Вопреки вони и разрухе в доме, сама женщина была в чистом платье с вымытой головой – хотя в это время года люди не купались месяцами, чтобы не подхватить простуду.
