– Зачем? Зачем вы меня ош-штановили? – Миссис Бердсли была в сознании, хотя со стеклянными глазами покачивалась на месте. – Он долш-шен умереть, я хочу, штоб он умер, он долшен умереть.
– Nighean na galladh
[47], ты сто раз могла его убить за прошлый месяц, – выпалил Джейми. – Зачем, ради бога, ты стала ждать свидетелей?
– Я не хотела его убить. Я хотела, ш-штобы он умирал. – Она улыбнулась, показывая пеньки разбитых зубов. – Медленно.
– Господи. – Я вытерла взмокший лоб. – Это я виновата. Сказала, что смогу ему помочь. Она решила, я его вылечу.
Все моя проклятая репутация колдуньи-целительницы!
В воздухе расплылась свежая вонь, и миссис Бердсли с негодующим криком швырнула в мужа засохшим куском хлеба.
– Грязная скотина! Грязная, вонючая, тупая тварь!
Сыпля ругательствами, она ринулась к распростертому телу, но Джейми схватил ее за волосы и оттащил.
– Чтоб тебя! – рявкнул он. – Принеси веревку, саксоночка, пока я сам их обоих не прикончил.
Мы еле спустили Бердсли с чердака, все взмокнув и провоняв нечистотами. От слабости у меня тряслись колени. Жена сидела на стуле в углу, надувшись ядовитой жабой и не пошевелив даже пальцем, чтобы нам помочь.
Она лишь издала негодующий вопль, когда мы сгрузили его на чистый стол.
Джейми утер лоб окровавленным рукавом и покачал головой. Я разделяла его чувства: даже отмытый, согретый и накормленный с ложечки жидкой кашей, мужчина был в ужасающем состоянии. На светлой кухне я осмотрела его снова. С пальцами все понятно, от них несло гангреной, и кожа приобрела характерный зеленоватый оттенок.
Я нахмурилась, осторожно ощупывая гниющую плоть. Что лучше: частичная ампутация или всей стопы разом? Вообще дело представлялось сомнительным: пациента мучила лихорадка; язвы на ногах и спине сочились гноем. Какова вероятность, что он переживет ампутацию и не умрет от инфекции?
Сзади неслышно подкралась миссис Бердсли – для такой крупной женщины она ходила на удивление бесшумно.
– Что вы бутете телать? – равнодушно спросила она.
– У вашего мужа гангрена, – ответила я. Скрывать больше незачем. – Придется отрезать ему ногу.
Его жена неторопливо обогнула стол. На безразличном лице словно против воли проступила легкая улыбка. Миссис Бердсли долго, очень долго смотрела на почерневшие пальцы, потом покачала головой:
– Нет. Пусть гниет заш-шиво.
Вопрос, понимает ли нас Бердсли, решился сам собой: он выкатил глаз и истошно взвыл, извиваясь на столе в безуспешной попытке до нее дотянуться. Он не скатился на пол сущим чудом – Джейми вовремя подхватил необъятную тушу. Наконец Бердсли утих, задыхаясь и мыча. Джейми наградил его жену взглядом, полным отвращения.
Она ссутулилась, натягивая на плечи платок, но не отступила и не отвела глаз, только вызывающе вздернула подбородок.
– Я его ш-шена. И не пошволю резать. Это опашно для ш-шизни.
– Если ничего не делать, он точно умрет, – коротко ответила я. – Ужасной смертью. А вы…
Я не договорила – Джейми взял меня за плечо и крепко сжал.
– Уведи ее, Клэр, – тихо велел он.
– Но…
– Уведи. – Он стиснул пальцы сильнее, почти до боли. – И не возвращайтесь, пока не позову.
Лицо у него было мрачным, а от взгляда мурашки пошли по коже. Я покосилась на стол, где рядом с моим саквояжем лежали пистолеты, и распахнула глаза.
– Так нельзя!
Он с застывшим лицом посмотрел на Бердсли.
– Собаку я пристрелил бы не задумываясь. А он разве не заслужил такой милости?
– Он не собака!
– Конечно.
Джейми обошел стол, вставая рядом с Бердсли.
– Если слышите меня, моргните, – негромко сказал он.
Налитый кровью, но ясный глаз смотрел прямо на Джейми. Потом веко медленно опустилось и снова поднялось.
Джейми повернулся ко мне:
– Идите. Пусть сам решает. Если нет, я тебя позову.
Колени тряслись, я мяла в руках юбку.
– Нет. – Я взглянула на Бердсли, сглотнула и покачала головой: – Нет. Если ты… тебе нужен свидетель.
Он задумался, но все-таки кивнул:
– Да, ты права.
Джейми снова повернулся к лежащему мужчине.
– Моргните один раз, если да, и два раза, если нет. Вы понимаете?
Веко тут же опустилось.
– Тогда слушайте.
Джейми глубоко вдохнул и начал говорить, спокойно и ровно, не спуская с лица Бердсли взгляда.
– Вы знаете, что с вами случилось?
Моргание.
– Вы знаете, что моя жена – лекарь, целительница?
Глаз покосился в мою сторону и снова уставился на Джейми. Моргание.
– Она говорит, у вас апоплексия и это не лечится. Вы понимаете?
Из перекошенного рта послышалось рычание. Для Бердсли это уже не новости. Моргание.
– Ваша нога гниет. Если ее не отрезать, вы умрете. Вы понимаете?
Никакого ответа. Он раздул ноздри, принюхиваясь, потом с фырканьем выдохнул. Бердсли чувствовал смердящий запах, но не знал наверняка, что издает эту вонь его собственная плоть. Он медленно моргнул.
Литания продолжалась, короткие фразы словно бросали очередной комок земли на крышку гроба. Каждая из них заканчивалась вопросом: «Вы понимаете?»
Руки и ноги у меня онемели. Комната уже воспринималась не как святое убежище, а скорее как церковь. Место, где проводят ритуал, сулящий неизбежно уготованный конец. Все это было предопределено. Бердсли сам выбрал свою судьбу, еще до нашего приезда. Он месяц провел в чистилище, в стылой темноте между небом и землей, и успел примириться со смертью.
Понимает ли он?
О да, еще как!
Джейми склонился над столом, священником в запятнанном одеянии предлагая отпущение грехов. В противовес ему у окна застыла миссис Бердсли – ангел возмездия.
Вопросы подошли к концу.
– Вы согласны, чтобы моя жена отняла вам ногу и перевязала раны?
Одно моргание – и сразу же еще два.
Джейми шумно дышал, каждое слово с хрипом выходило из его груди.
– Вы просите меня лишить вас жизни?
И хоть одна половина лица Бердсли безжизненно обвисла, а на второй проступила печать страданий, ему хватило сил скривить губы в циничной ухмылке. «А что еще остается?» – безмолвно спросил он. Потом смежил веки – и больше не открывал.
Джейми тоже зажмурил глаза и вздрогнул всем телом. Затем встряхнулся, как от ледяной воды, и отошел к столу с пистолетами.
