Джейми легонько гладил козла по шее.
– Жалко, храбрый парнишка.
Миссис Бердсли нервно, по-девичьи захихикала.
– Его зовут Хирам. Он славный мальчик.
– Хирам, – повторил Джейми. – Хороший Хирам, смелый… У тебя яйца размером с дыню.
– Скорее уж с хурму, – авторитетно поправила я: случайно задела мошонку, когда искала раны. – Хотя довольно крупную.
Мускусные железы козла работали вовсю, перебивая даже металлический запах крови.
– Я говорил образно, – сухо сообщил Джейми. – Саксоночка, что тебе нужно?
– Ладно. Найди мне пару прямых веток без сучков длиной около фута и принеси веревку из седельной сумки. – Я откинула волосы тыльной стороной ладони. – А потом мне будет нужна твоя помощь, – добавила я, пытаясь удержать бьющегося пациента. – Кажется, Хираму ты понравился. Узнал родственную душу.
Джейми рассмеялся и, почесав напоследок ухо козлу, пошел искать материал для шины.
– Отлично. – Придерживая козла за шею, я забрала у Джейми палки. – Надо сделать лубок. Тогда он не сможет двигать ногой и смещать кость. Помоги-ка его перевернуть.
Хирам, не то из мужской гордости, не то из козлиного упрямства (хотя как по мне, это одно и то же), попытался встать, однако тут же затряс головой, заскреб копытами по земле и обмяк.
Миссис Бердсли заглянула мне через плечо, по-прежнему держа козленка. Тот тихонько заблеял, словно только сейчас проснулся, и Хирам ответил громким «Бе-е-е!».
– А это мысль, – пробормотал Джейми.
Он забрал козленка и подложил его Хираму под бок. Тот сразу прекратил брыкаться и, опустив голову, принялся обнюхивать детеныша. Козленок заблеял, тычась носом в колючий бок, а Хирам стал вылизывать длинным слюнявым языком ему голову.
– Давай быстрее, саксоночка, – велел Джейми.
Я торопливо зафиксировала ногу, наложила шину и закрепила ее одним из платков миссис Бердсли. Хирам не сопротивлялся, только изредка стонал. Козленок же блеял беспрерывно.
– Где его мать? – спросила я, хотя и сама догадывалась. В повадках коз я не смыслила, но понимала, что ничто, кроме смерти, не удержит мать вдали от плачущего дитя. Остальные козы толпились вокруг, не то из любопытства, не то из страха темноты, но матери козленка среди них не было.
– Бежняш-шка Бекки… – грустно протянула миссис Бердсли. – Такая шлавная козош-шка.
Козы наседали все сильнее. Одна, фыркнув мне в ухо, принялась жевать волосы, вторая наступила на ногу острым копытцем, заставив вскрикнуть от боли. Однако я их не гнала: присутствие гарема вроде бы смиряло нрав Хирама.
Вправив кость и закрепив лубок, я нашла на ухе пульс. Козы обнюхивали козла, жалобно блея, и он вдруг вскинул голову и привстал, неуклюже выставив перед собой шину. Пьяно закачался на трех ногах и, издав громкое воинственное «Ме-е-е!», опять завалился на бок. Однако это действо всех приободрило, даже миссис Бердсли довольно хмыкнула.
– Хорошо. – Джейми встал и с усталым вздохом запустил руку в волосы. – Теперь дальше.
– Что дальше? – спросила я.
– Вот и надо решить, что делать дальше, – чуть ядовито отозвался он.
– Разве мы не поедем в Браунсвилл?
– Поедем – если миссис Бердсли знает дорогу и сумеет найти ее при звездах.
Он выжидающе повернулся к ней. Та качнула головой. До меня вдруг дошло, что мы на узкой оленьей тропке где-то посреди леса.
– Мы ведь не могли далеко уйти…
– Не могли, – согласился Джейми. – И я рано или поздно найду дорогу. Однако бродить в такой компании по ночному лесу не стоит.
Он обвел нас выразительным взглядом. Две пугливых лошади, две женщины (одна из которых немного не в себе и, возможно, опасна) и шесть коз. Да, я прекрасно понимала Джейми.
– Пойду осмотрюсь. Если найду дорогу, хорошо. Если нет, значит, заночуем здесь, а при дневном свете разберемся. Саксоночка, будь осторожна.
Чихнув напоследок, он исчез в темноте, оставив меня в лагере главной.
Осиротевший козленок плакал все громче, надрывая не только уши, но и сердце. Зато миссис Бердсли с уходом Джейми оживилась. Должно быть, он ее пугал. Теперь она убеждала одну из коз покормить малыша. Тот сперва отворачивался, но голод взял свое, и вскоре он принялся деловито сосать, подергивая хвостиком.
Я была рада это видеть, хоть и испытывала к нему легкую зависть, потому что вмиг осознала, что ничего не ела весь день, замерзла, устала, заработала с десяток синяков и без миссис Бердсли с ее выводком коз уже давно сидела бы в Браунсвилле сытая и в тепле. Погладив малыша по круглому животику, подумала с тоской, что была бы не прочь, если бы и обо мне кто позаботился, однако пока роль Доброго Пастыря уготовили именно мне.
– Как думаете, она не вернетш-ша?
Миссис Бердсли села рядом, кутаясь в шаль, и говорила тихо, словно опасаясь, что нас подслушают.
– Кто, пантера? Нет, вряд ли. Зачем?
Однако я все равно испуганно вздрогнула: Джейми ведь бродил там в темноте один. Хирам, уютно устроившийся у моих ног, протяжно фыркнул.
– Говорят, они охотятша парами.
– Правда? – Я подавила зевок – не от скуки, просто от усталости. – Ну, все равно козы им должно хватить на двоих. Кроме того… – Я снова зевнула, хрустнув челюстью. – Лошади нас предупредят.
Гидеон и моя кобыла смирно стояли бок о бок. Их спокойствие утешило миссис Бердсли, которая вдруг обмякла, шумно выпуская воздух из легких.
– Как вы? – спросила я больше из желания поддержать разговор, нежели из искреннего любопытства.
– Рада, что ушла из того места, – коротко ответила она.
Я разделяла ее радость: даже под открытым небом и с пантерой неподалеку было лучше, чем на ферме. Правда, задерживаться здесь все равно не хотелось.
– Знаете кого-нибудь в Браунсвилле?
– Никого. – Она замолчала, запрокидывая голову к звездам, и добавила почти застенчиво: – Я… никогда там не бывала.
Она принялась рассказывать свою историю, сперва робко, потом все решительнее. Бердсли, по сути, купил ее у отца и привез с прочими товарами из Балтимора к себе домой, где она стала настоящей пленницей. Он запрещал ей покидать ферму и показываться на глаза случайным гостям. Когда он уезжал торговать с чероки, она и вовсе оставалась одна, не считая немого слуги.
– И правда, – пробормотала я. За событиями сегодняшнего дня я совсем забыла о Джосайе и его брате. Интересно, она знала обоих или только Кесайю?
– Как давно вы живете в Северной Каролине?
– Два года. Два года, три меш-шяца и пять дней.
Я вспомнила те зарубки на косяке. Давно ли она ведет счет? С самого первого дня? Я потянулась, чтобы размять уставшие мышцы, и потревоженный Хирам недовольно фыркнул.
