Джейми коротко фыркнул и склонил голову, прислушиваясь к гулу голосов за стеной.
– О ней в любом случае позаботятся, саксоночка. В конце концов, она богатая наследница.
О да, об этом я не подумала.
– Точно? – с сомнением переспросила я. – Она же незаконная…
Джейми качнул головой, перебивая меня.
– Вовсе нет, законная.
– Неправда.
– Ее отец – Аарон Бердсли, – сообщил Джейми. – По английским законам ребенок, рожденный в браке, всегда записывается на имя мужа, даже если жену уличили в измене. А та женщина говорила, что Бердсли на ней женился.
Странно, отчего Джейми так рьяно почитает английские законы? Я хотела было спросить, но, слава богу, вовремя спохватилась!
Из-за Вильяма. Его сына, известного как девятый граф Элсмир. Значит, юридически мальчик будет считаться наследником древнего рода, даже если вдруг всплывет правда (которую пока знал один лишь Джон Грей).
– Понятно, – протянула я. – То есть малышка унаследует все имущество Бердсли, даже если выяснится, что он никак не мог быть ее отцом. Это… хорошо.
Перехватив мой взгляд, Джейми опустил глаза.
– Да, – тихо ответил он. – Хорошо.
В его голосе будто бы послышалась горечь, но тут он снова закашлялся.
– В общем, – продолжил Джейми уже тверже, – ей нечего опасаться. Суд по делам сирот передаст все имущество Бердсли… коз и прочее, – с насмешкой добавил он, – ее опекуну, и тот будет распоряжаться им, следуя интересам девочки.
– …и ее опекунов, – подхватила я, вспомнив взгляд, которым обменялись братья Брауны. – Так что Брауны охотно примут ее в свой дом.
– Да, – согласился Джейми. – Они знали Бердсли и знают, как она богата. Будет непросто забрать у них девочку, но если ты хочешь ребенка, саксоночка, ты его получишь. Обещаю.
Этот разговор будил во мне странное чувство сродни панике, будто кто-то невидимый толкает меня со скалы и неизвестно, что ждет за ее краем – пологий скат или бездонная пропасть.
В глазах так и стояли тонкие, почти бумажные ушки: розовые завитки с синеватыми жилками.
Чтобы оттянуть время, я спросила:
– Почему непросто? Разве у Браунов есть какие-то права на девочку?
Джейми покачал головой.
– Нет. Но они не убивали ее отца.
– Какое… Ох.
Такую ловушку я и не предвидела – что Джейми могут обвинить в убийстве Бердсли ради опеки над его ребенком, которая позволит прибрать к рукам ферму. Я сглотнула желчный комок.
– Никто, кроме нас, не знает, как умер Бердсли, – напомнила я. Джейми рассказал лишь, что с торговцем случился удар; о своей роли ангела-избавителя он умолчал.
– Кроме нас – и миссис Бердсли, – чуть иронично поправил он. – Вдруг она объявится и обвинит меня в смерти мужа? Будет нелегко оправдаться, особенно если я заберу девочку.
Я не стала спрашивать, с чего бы ей так поступать: и без того понятно, что от Фанни Бердсли можно ждать чего угодно.
– Она не вернется.
Что бы я ни думала насчет всего остального, в этом я была уверена. Куда бы Фанни Бердсли ни делась, мы о ней больше не услышим.
– А даже если вернется… – В глазах стоял заснеженный лес и маленький сверток возле кострища. – Я тоже там была. И расскажу, что на самом деле случилось.
– Если тебя послушают. Что вряд ли. Ты ведь замужняя женщина, саксоночка, ты не можешь свидетельствовать в суде.
И в самом деле… Живя в глуши, я редко сталкивалась с местными, порой очень странными и вопиющими законами. Как замужняя женщина, я не имею никаких юридических прав. В отличие от Фанни Бердсли, как ни парадоксально, – ведь та теперь вдова и вправе выступать в суде.
– Черт бы их всех побрал! – с чувством воскликнула я.
Джейми засмеялся.
Я фыркнула, выдохнув облачко белого пара. Стать бы драконом и спалить ко всем чертям некоторых неприятных личностей, начиная с той же Фанни Бердсли. Увы… Я вздохнула, и бесполезное дыхание развеялось в полумраке кладовки.
– Теперь понимаю, что значит «непросто».
– Да, но отнюдь не невозможно.
Он обхватил большой холодной ладонью мое лицо, вынуждая повернуть голову и посмотреть ему в глаза.
– Клэр, если ты хочешь ребенка, я заберу ее, несмотря на все трудности.
Если хочу… В руках ощущался невесомый груз спящего младенца. Я почти забыла безумие материнства, ту адскую смесь паники, восторга, усталости и гордости.
– Остался один вопрос. Отец ребенка – не белый. Как это отразится на девочке?
Я знала, что ждало бы ее в Бостоне 1960-х годов, однако сейчас другие времена, и здешнее общество, пусть не столь просвещенное, во многом отличалось большей толерантностью.
Джейми задумался, правой рукой выстукивая ритм по бочке соленой свинины.
– Думаю, с этим проблем не возникнет, – ответил он наконец. – В рабство ее точно не обратят. Даже если отец был из рабов (хотя тому нет никаких доказательств), ребенок всегда приобретает статус матери. А та женщина рабыней не была.
– Ну, по крайней мере, на словах. – Я вспомнила зарубки на дверном косяке. – А если забыть о рабстве и посмотреть глубже?..
Джейми вздохнул.
– Нет, не думаю. В Чарльстоне, где ей пришлось бы вращаться в обществе, еще возможно, но в здешнем захолустье?
Он пожал плечами. Наверное, так и есть. Здесь, вблизи границы с индейцами, немало детей-полукровок: поселенцы часто берут жен из чероки. Связи с чернокожими случаются реже, зато в прибрежных районах мулатов довольно много. Правда, большинство из них рабы…
Маленькой мисс Бердсли вряд ли грозит знакомство с высшим обществом, если мы оставим ее с Браунами. Здесь богатство куда важнее цвета кожи. А вот с нами ей придется сложнее, потому что Джейми был (и всегда будет, несмотря на тощий кошель) джентльменом.
– И последний вопрос, – сказала я, прижимаясь щекой к его руке. – Почему ты мне предлагаешь?
– О… Ну, я подумал… – Он отвернулся. – Ты ведь говорила недавно. Что могла сделать операцию и стать бесплодной, но рискнула ради меня. Вот я и решил… Я не хочу, чтобы ты вынашивала еще одного ребенка, – твердо сказал он, глядя в пустоту. – Я не могу рисковать тобой, саксоночка. У меня уже есть дочери и сыновья, племянники и племянницы, внуки… Но мне не будет жизни без тебя, Клэр. В общем, я подумал… Если вдруг ты хочешь ребенка, я мог бы тебе его дать.
Глаза защипало от слез. В кладовой было холодно, и пальцы почти не гнулись. Я крепко сжала руку Джейми.
Пока он говорил, я просчитывала мысленно все ходы и варианты. Впрочем, думать уже было не о чем, я приняла решение. Ребенок всегда становится соблазном и для плоти, и для духа; я знала, какую радость дарует безграничное единство с ним и какую муку доставляет разлука, когда ребенок обретает самостоятельность.
