– Нам точно не стоит ехать дальше? Джорди говорит, до деревни всего ничего.
Я и сама знала ответ: Джейми не станет менять планы в угоду собственному комфорту. К тому же лагерь уже разбит. Однако я переживала: меня пугали свист и клокотание в его груди.
Он это понял, потому что улыбнулся и заправил мокрый платок в рукав.
– Все хорошо, саксоночка. Обычная простуда. И похуже бывало.
Поль Мюллер подкинул в костер дров. Большая головня разломилась и взметнула яркое пламя, заставляя отступить от снопа искр. Отогрев спину, я повернулась к костру лицом. Джейми, однако, хмуро посматривал на лесные тени.
Потом морщинки у него на лбу разгладились, и я, обернувшись через плечо, увидела выходящих из леса мужчин – Джека Паркера и еще одного типа, я не помнила его имени, знала лишь, что он недавно приехал откуда-то из Глазго, судя по акценту.
– Все тихо, сэр. Только холодно, как в богадельне.
– Угу. Я еще с обеда член отморозил, – вставил тип из Глазго, морщась и потирая руки. – Совсем его не чувствую!
– А то, – усмехнулся Джейми. – Я тоже хотел помочиться – а в штанах пусто.
Под взрыв громкого смеха он отошел проверить лошадей.
Люди уже раскладывали одеяла, споря, как лучше спать: ногами или головой к костру.
– Ляжешь слишком близко и спалишь подошвы, – доказывал Эван Линдси. – Сгорят деревянные гвозди, и вот что будет!
Он поднял ногу, показывая всем рваный сапог, перевязанный бечевкой. Кожаную подошву редко пришивали, куда чаще ее крепили на крохотные колышки из дерева или кожи, обмазанные сосновой смолой или каким другим клеем. А смола, как известно, загорается на раз; я сама видела, как от ног спящих людей летят снопы искр.
– Все лучше, чем остаться без волос, – возражал Ронни Синклер.
– Думаю, нам, Линдсеям, это не грозит, – усмехнулся Кенни и стянул вязаную шапочку с лысой головы.
– Нет уж, голова важнее, – спорил Мердо. – Если застудишь скальп – останешься без печени, и тогда ты покойник.
Мердо свято берег голову, его никогда не видели без вязаного колпака или причудливой меховой шапки из шкуры опоссума, украшенной хвостом скунса. Он завистливо посмотрел на Роджера, который перетягивал свою черную гриву одним лишь кожаным шнурком.
– Вон Маккензи можно не переживать, у него мех как у медведя.
Роджер усмехнулся в ответ. Он перестал бриться, как и остальные, и теперь, спустя восемь дней дороги, весь зарос черной щетиной, и впрямь превратившись в злобного медведя. Борода к тому же грела лицо холодными ночами, а вот мне приходилось прятать голый подбородок в складках шали.
Джейми тем временем вернулся и, услышав последнее замечание Мердо, зашелся смехом, тут же перешедшим в кашель.
– Так что скажете, Макдью? Орел или решка? – упорствовал Эван.
Вытерев губы рукавом. Джейми улыбнулся. Заросший, как и остальные, он выглядел настоящим викингом: борода и волосы отливали золотом, медью и серебром.
– Без разницы, парни, мне-то будет тепло, как бы я ни лег.
Он выразительно качнул головой в мою сторону, и все дружно загоготали, сыпля грубоватыми замечаниями на гэльском.
Кое-кто из новобранцев прошелся по мне оценивающим взглядом, но, наткнувшись на высоченного свирепого Джейми за моей спиной, быстро потерял интерес. Я улыбнулась одному из них, тот испуганно шарахнулся; потом, впрочем, хмыкнул в ответ, вежливо склоняя голову.
И как Джейми это удается – с помощью одной-единственной грубой шутки оградить меня от нежелательных ухаживаний, а заодно укрепить свой статус лидера?
– Чертовы бабуины, – пробормотала я под нос. – И я сплю с их вожаком.
– Бабуины это такие мартышки без хвоста? – уточнил Фергус, отвлекаясь от разговора с Эвальдом.
– Сам знаешь.
Я поймала взгляд Джейми – тот кривил губы в ехидной улыбке. Понял ведь, о чем я думаю…
Французский король держал в Версале целый зоопарк, была в котором и стая бабуинов. Придворные обожали по весне гулять возле их клеток, восхищаясь сексуальным аппетитом самца и его ярким задом. Маркиз дю Ровель как-то заявил, что готов сделать себе такую же татуировку, если это позволит снискать ему благосклонность неких дам. Однако мадам де ла Турель ловко его осадила: если мол, оснащением не вышел, крашеный зад дело не поправит.
– Кстати, о хвостах… – шепнул мне на ухо Джейми. – Ты опять надела эти чертовы штаны?
– Да…
– Сними.
– Зачем? – притворно ужаснулась я. – Хочешь, чтобы я себе все отморозила?
Он хищно, словно дикий кот, прищурился.
– Не отморозишь. Обещаю.
Он встал у меня за спиной, и пылкий жар костра сменился приятной прохладой его тела… хотя пылкости в Джейми было не меньше, как я почувствовала сквозь юбки, когда он обнял меня за талию и привлек к себе.
– О, так ты его нашел? Как мило!
– Что нашел? Вы что-то теряли? – перебил Роджер, держащий в руке бойран, а под мышкой – свернутое в рулон одеяло.
– А, всего лишь старые штаны, – отмахнулся Джейми. Руки скользнули за пояс моей юбки – благо сверху была повязана шаль. – Будешь петь для нас перед сном?
– Если хотите. Правда, я собирался выучить пару новых песен. Эван обещал спеть что-то про силки, его бабушка научила.
Джейми рассмеялся:
– О да, я ее тоже знаю.
Роджер изумленно вскинул брови, а я извернулась в руках Джейми, чтобы взглянуть ему в лицо.
– Ну, сам спеть, конечно, не смогу, – мягко ответил тот, видя наше удивление. – Но слова помню. Эван часто ее пел в Ардсмуре. Она довольно пошлая, – добавил Джейми с чопорным видом, который всегда принимают горцы перед тем, как произнести вопиющую похабщину.
Роджер расхохотался.
– Тогда я лучше ее запишу. Для грядущих поколений.
Джейми тем временем умело развязал мой пояс, и брюки (я стащила их из его гардероба, и потому они были ужасно велики) свалились на землю. Холод тут же обжег голую кожу. Я шумно втянула воздух.
– Холодно, правда? – Роджер поежился и нарочито застучал зубами.
– Да, есть немного, – саркастично согласилась я. – Даже бабуины себе все отморозили бы.
Джейми и Роджер громко закашлялись.
* * *
Пока Джейми расставлял часовых, я обустраивала место нашего ночлега. Убрала с земли самые большие камни, выломала из лапника толстые сучья и застелила пледом. Вдали от костра было холодно, но всерьез я задрожала, лишь когда Джейми меня обнял.
Хотелось поскорее забраться под одеяла, однако Джейми не пускал. Он вроде бы не изменил своих намерений, но что-то его отвлекало. Он стоял совершенно неподвижно, вслушиваясь в тишину и глядя в темный лес. Лишь ближайшие стволы поблескивали на свету пламени – а дальше деревья тонули в бездонной мгле.
