– А ты… ты врач? – спросила я, пока он продолжал, как мне показалось, очень тщательное обследование. Мой полный надежды шепот хриплым эхом отдался в заснеженной долине.
– Нет, – ответил он и исчез из моего поля зрения, переместившись вниз, потом провел руками – от верхней части бедра до лодыжки по моей правой ноге. К счастью, его руки оставались далеко от левой. – Но я все-таки получил значок за оказание первой помощи, когда был в бойскаутах, – добавил он.
Для шуток было немного рановато, учитывая все обстоятельства, особенно когда уверенность в том, что я в надежных руках, растаяла, словно весенний снег. И мне не нужен был квалифицированный врач, чтобы сказать то, что я уже и так знала.
– У меня нога сломана?
– Может, только лодыжка, – ответил он, словно это могло хоть как-то подбодрить меня. – Она и вправду интересно смещена.
Вот такого никто не захочет услышать.
– Дай-ка посмотрю, – сказала я, пытаясь оторвать тело от снежного наста.
Его сильные руки протянулись ко мне и легонько взяли меня за плечи, прижав меня к снежному покрову.
– Тебе нельзя шевелиться. Может стать еще хуже.
– Тебе Акела так сказал, да?
– А ты всегда такая язвительная или только при сходах лавин?
Было в нем что-то очень притягательное, и в любой другой ситуации, уверена, я бы по достоинству оценила его юмор. Но только не сегодня.
– Нет, обычно только после перелета на сотню метров по воздуху и столкновения с деревом. Ну что, поможешь мне перевернуться или просто станешь сидеть и смотреть, как я с мучениями сделаю это сама?
Он глубоко вздохнул, и я поняла, что он не очень понимает, как себя вести с такой упрямой особой. Все нормально. Это понимали очень немногие.
– Какие там сто метров, куда меньше, – возразил он и подошел ко мне вплотную. Я чувствовала, как его руки зарылись в снег подо мной, образовав две маленькие канавки. – Сейчас я тебя подниму и отнесу вон к тем деревьям.
– Ладно, – сказала я, внезапно смирившись.
– Будет очень больно.
– Понятно, – еле слышным шепотом ответила я.
– Но, по-моему, это просто безумие.
– Учту. И не стану подавать в суд на тебя или бойскаутов за врачебную ошибку.
– А ты забавная, – заметил он, и хотя я не видела его лица, мне показалось, что он улыбается. – Ладно, на счет три. Один… два…
Черт возьми, он поднял меня на счет «два». Однако это, наверное, не имело значения. К тому моменту, когда он поднялся на ноги, я уже отключилась от боли.
Не помню точно, сколько я находилась без сознания. Достаточно долго, чтобы он успел вскарабкаться на вершину обрыва и воткнуть наши скрещенные лыжи в снег как знак терпящих бедствие. Я очнулась, громко застонав от боли.
– Говорил же тебе, что это безумие, – начал он, нагнувшись надо мной и все еще тяжело дыша от вымотавшего его восхождения.
Я медленно повернула к нему голову. Лица его почти не было видно. На голове его красовалась глубоко надвинутая на уши темно-синяя шерстяная шапочка, глаза скрывали лыжные очки, которые он, очевидно, надел, когда взбирался по склону. Так что разглядеть я смогла лишь его рот и подбородок с чуть заметной пробивавшейся темной щетиной.
– Как твоя нога?
– Все еще сломана.
Он улыбнулся, и вся нижняя часть его лица мгновенно преобразилась. Зубы у него оказались белыми, как на рекламе пасты, и идеально ровными. Хорошие гены или дорогой протезист – определить было сложно.
Он прислонил меня к стволу самого большого дерева и осторожно вытянул мои ноги вперед. Я взглянула на свои нижние конечности, обтянутые ярко-розовым лыжным костюмом. Моя левая лодыжка уже начала распухать, растягивая ткань и заставляя края лыжного ботинка больно врезаться в тело.
– По-моему, это все-таки лодыжка, – согласилась я. – Может, снять ботинок?
– Ни в коем случае. На самом деле нельзя было и думать о том, чтобы тебя передвигать, пока к нам не подоспеет помощь.
– А кто? Твои друзья?
Он покачал головой.
– Нет. Бригада спасателей. Мы останемся здесь, пока нас не обнаружат.
– Но… на это может уйти масса времени. Не лучше ли тебе спуститься дальше по склону и отправиться за помощью?
Он опустился на землю рядом со мной.
– Во-первых, нельзя оставлять раненого одного после несчастного случая, – ответил он, снимая очки, и, стянув шерстяную шапочку, пригладил пальцами густые пряди черных волос. – А во-вторых, – продолжил он, поворачиваясь ко мне, – не осталось ни малейших следов лыжни, чтобы скатиться вниз.
У меня перехватило дыхание, и я так и не поняла отчего: то ли от его слов, то ли от того, как великолепно он выглядел. У него был тип лица, который редко встретишь в реальной жизни. Чаще такие лица улыбались со страниц глянцевого журнала или с киноэкрана. Глаза у него были совершено потрясающей голубизны, словно залитый солнцем океан или ограненные сапфиры в украшенной самоцветами короне. Я подумала, что видела эти глаза когда-то раньше… может, в рекламе цветных контактных линз?
– Я… не понимаю, что ты мне говоришь. Объясни.
Он поднял мою руку в ярко-розовой варежке и сжал ее обеими ладонями. Слова, требовавшие, чтобы тебя взяли за руку, не сулили ничего хорошего.
– Трасса исчезла. Остались лишь камни, поломанные деревья и снежные наносы. Даже если бы я мог оставить тебя здесь, мне вряд ли удалось бы спуститься на лыжах вниз, а другого пути, чтобы выбраться отсюда, я не знаю.
Его слова повисли в воздухе, словно леденящие душу сосульки, и тут, наконец, до меня начала доходить вся серьезность ситуации.
– Но как же спасатели узнают, где нас искать?
Мой идиотский вопрос вызвал у него легкую улыбку. Кажется, мой рациональный ум работал явно не в полную силу.
– Потому что ребята, с которыми я катался, должны их известить. Если они поехали по нашей вчерашней трассе, они все должны были благополучно спуститься вниз, прежде чем сошла лавина.
– А если не поехали?
В его голубых глазах мелькнула тревога.
– Даже думать об этом не хочу. – Он отвернулся от меня и невидящими глазами уставился на расстилавшееся вокруг снежное безмолвие. – Среди них был мой младший брат. Он вышел на трассу одним из последних.
В голове у меня что-то щелкнуло, и кусочки головоломки завертелись, закружились, а потом аккуратно встали на свои места. Неудивительно, что его голубые глаза показались мне знакомыми.
– Выходит, что ты – старший брат-командир Роба?
– Под этим именем я фигурирую нечасто, – ответил он, и его симпатичный рот расплылся в полуулыбке. – Люди обычно зовут меня просто Дэвидом. А ты как там оказалась?..
