– Все хорошо, – ответила она, прижимая ладонь к щеке.
– О чем ты, черт возьми, думала?! – гаркнул Дэвид, повернувшись ко мне и глядя мне в глаза.
– Забавно. Я собиралась задать тебе тот же вопрос.
Дэвид смутился, а потом нахмурился, глядя через мое плечо на танцпол. Я оглянулась и с неприятным чувством увидела, что наша ссора привлекла внимание довольно многих зрителей. Я заметила, как они снимали наушники, когда разворачивавшаяся перед ними мини-драма отвлекла их от музыки.
Из сброшенных наушников продолжали доноситься тихие звякающие аккорды, когда Дэвид заговорил.
– Что ты вообще здесь делаешь? – спросил он. – Не так давно ты ясно дала мне понять, что больше не желаешь меня видеть. Тогда к чему это сегодняшнее эффектное появление, Элли? Три недели молчания, а потом ты вдруг внезапно объявляешься. И что мне было делать, упасть в твои объятия?
Гнев и боль скомкали и смяли заранее приготовленную мной речь, так что она стала не белым флагом, а ядовитой стрелой.
– Нет, – возразила я. – Но и в ее объятия тоже не надо было падать. – Я кивнула в сторону Шарлотты, которая настороженно смотрела на нас, но ничего не говорила.
– Все было совсем не так… – начал он, но вдруг умолк, рассеянно проведя рукой по волосам. – Знаешь что, думай, что хочешь. Ты ведь все равно так и сделаешь.
Я посмотрела на него так, будто передо мной стоял совершенно чужой человек, впрочем, он смотрел на меня так же. Куда делся мужчина, которого – как мне казалось – я любила? Как же между нами все так ужасно разладилось? Мы сверлили друг друга взглядами, словно два гладиатора, слишком обессилевшие, чтобы прикончить соперника.
– По-моему, тебе лучше уйти, – наконец произнес Дэвид, кивнув в сторону выхода. – Нам обоим нужно время, чтобы остыть. – Он взглянул на Шарлотту. – И меня слишком бесит твой поступок, чтобы говорить с тобой сегодня.
Я со значением посмотрела на Шарлотту.
– Взаимно.
Я повернулась, чтобы уйти. Все, что я хотела ему сказать, растворилось, словно было написано невидимыми чернилами. Я дошла до пришпиленного откидного полотнища, отделявшего меня от холодной декабрьской ночи, и в последний раз повернулась к нему.
– Я не вернусь, Дэвид.
Возможно, ему показалось, что я искала эффектную реплику. Он и понятия не имел, что я говорила совершенно серьезно.
– А я тебя и не прошу, – ответил он, и эти шесть слов одним смертельным ударом подрезали меня под корень.
Тогда он этого не понял, а может, и понял, но ему стало все равно. Возможно, ему почти всегда было в какой-то мере все равно. Однако мои слова не были пустой угрозой. Я не собиралась возвращаться. Я не смогла бы здесь оставаться, видя, как Шарлотта разбивает все, что когда-то принадлежало мне, и присваивает это себе. Я оглянулась на него в самый последний раз, словно для меня было важно навсегда запечатлеть в памяти это мгновение.
– Прощай, Дэвид, – только и сказала я и выскользнула в ночь, прочь из его жизни.
Шарлотта
Ночью жизнь в больницах течет совсем по-другому. То есть для родственников, а не для больных. Любой, кому выпала нелегкая доля сидеть всю ночь у постели любимого человека, поймет, что я хочу этим сказать. В дневные часы в отделениях жизнь бьет ключом. Врачи, сестры, уборщицы, санитары и административный персонал создают впечатление того, что ты находишься в суматошном городе в самый час пик. Ночью все это исчезает. Практически опустев, больница кажется необитаемой, словно остров, на который выбросило нескольких человек, которые уцелели после кораблекрушения и отчаянно ждут помощи. Или, в данном случае, утра.
Несмотря на уговоры сестер, спать мне не хотелось. Спать можно обычной ночью в обычной жизни. Спать можно в нашей огромной кровати под толстым пуховым одеялом и на перьевых подушках, которые обошлись в целое состояние, но того и стоили. Мне казалось предательством позволить себе хоть на несколько минут погрузиться в забытье и оставить позади все ужасы дня. Так что я сидела у постели Дэвида на жестком неудобном пластмассовом стуле, пристроив голову на матрасе рядом с его рукой. Но глаза мне жгло, словно в них песка насыпали, и в конце концов, несмотря на все мои самые благие намерения, они закрылись сами собой.
Проснулась я оттого, что сестра положила мне руку на плечо.
– Что-то случилось?
Мой взгляд метнулся к Дэвиду, который все еще оставался погруженным в искусственный сон, вызванный целым коктейлем разных препаратов. Вопрос прозвучал на редкость глупо. Все случившееся и так выходило за все разумные рамки. Мне следовало бы спросить: «Все стало еще хуже?»
– Нет. Изменений никаких. Но меня беспокоит не ваш муж, а вы. Вам надо как следует отдохнуть. Вам нужно прилечь.
Я покачала головой, желая рассеять ее опасения. Мне хотелось сказать: за меня не волнуйтесь. Это не у меня сердце вот-вот остановится, а у него. Я крепкая и выносливая. Хоть кого спросите. «Шарлотта Уильямс? Слышала, что с ней просто невыносимо работать, да? Хотя она очень успешная особа. В своей области создала себе репутацию ого-го. Думаю, что у них с Дэвидом никогда не будет детей. Ну, а вы бы отказались от их стиля жизни, чтобы иметь полноценную семью?»
Я слыхала эти разговоры за глаза, и не только эти. И как же все говорившие глубоко ошибались! Это была вовсе не я, а маска, которую я носила так долго, что забыла, как ее снимать, как ее от себя отдирать. Существовал лишь один человек, знавший, что находится под ней. Это он разминал мне плечи, пока все заботы дня наконец не уйдут из моих напряженных мышц. Это он обнимал меня на больничной автостоянке после того, как я молча, с сухими глазами сидела в приемной консультанта, пока они обсуждали «поиск других вариантов». Это он не отпускал меня, пока плечо его пиджака не пропиталось моими слезами. Это его руки осторожно разжимали мои пальцы, чтобы взять из моей ладони рекламную листовку средства забеременеть.
Это он был сильным. Это у него было здоровое сердце. Только не совсем уж и здоровое, как выяснилось.
– Я не хочу от него уходить, – прошептала я сестре.
Она похлопала меня по спине.
– А вы никуда и не уйдете, просто пройдете в следующую комнату по коридору. Если он проснется, мы вас приведем, даю вам слово.
Я поднялась на ноги, шатаясь от усталости, и увидела у нее в руках подушку и два одеяла.
– Даже если вам удастся поспать часок с лишним, и то хорошо, – заботливо сказала она. – Завтра силы вам понадобятся. – Она кивнула на Дэвида. – Вы нужны ему сильная и бодрая, а не валящаяся с ног. – Сестра говорила голосом, не терпящим возражений. Вручив мне постельные принадлежности, она легонько подтолкнула меня к двери.
– Ну, разве что немножко посплю, – согласилась я.
Сестра кивнула, явно довольная. На затекших, неслушающихся ногах я поплелась обратно по коридору к комнате для посетителей. Я чувствовала себя беженкой, прижимая к груди свою постель.
