Я рывком вернулась в настоящее, к мужу, терпеливо ждавшему, пока я оторву взгляд от уже опустевшей дороги, и к маленькому сыну, со всей силой трехлетнего малыша пытавшемуся вырвать мою руку из сустава в нетерпении ринуться ко входу на аттракционы.
– Извини. Что ты сказал?
Джо улыбнулся, сунул руку в задний карман и достал оттуда бумажник.
– Я сказал: как насчет того, чтобы где-нибудь поужинать после ярмарки. Втроем. Нам же нужно отпраздновать.
Я почувствовала, как во мне что-то растаяло, увидев выражение его лица, на котором было почти такое же нетерпение, как и на личике нашего сына Джейка. Но причина его была совсем иной. Утром он не был уверен, все ли пройдет гладко в банке, а вот я никогда в этом не сомневалась. Он представил хороший бизнес-план, он упорно над ним работал. И план заслуживал того, чтобы увенчаться успехом.
– Этого кредита надолго не хватит, если мы станем его проматывать на шикарные ужины.
– По-моему, Джейку больше придутся по душе гамбургеры и жареная картошка, чем филе-миньон, – поддразнил меня Джо, стягивая с головы малыша ярко-красный капюшон и любовно ероша его густые темные волосы. – Что скажешь, парень, если мы сегодня вечером отдохнем от маминой стряпни?
– Да, пожалуйста, папа! – восторженно взвизгнул мой сын, что вовсе не делало комплимента моим кулинарным способностям, но это не имело значения.
Сегодня ничего не имело значения. Сегодня – день особенный, и мне не хотелось, чтобы его портило какое-то дурацкое видение, которое, наверное, даже не имело к ней никакого отношения. Шарлотта больше не могла причинить мне боль, никак и ничем. Благодаря Джо и нашей совместно построенной жизни я наконец обрела защиту. Но ничто не могло заглушить ужасную навязчивую мысль: как бы я поступила, если бы это оказалась она, если бы она остановила машину и вышла из нее?
Шарлотта
– Значит, это игрушка вашего ребенка?
Элли на удивление долго молчала, прежде чем ответить, запустив пальцы в шерстку очаровательного игрушечного льва, словно одно лишь прикосновение к нему каким-то образом вернуло ее к реальности.
– Да-да. Это нашего сына.
Кошмар – что бы там ей ни привиделось – явно потряс ее куда сильнее, чем она показывала. Она вдруг сделалась нервной и пугливой, словно связывавшие ее с мужем нити начали медленно рваться, одна за другой. Я мысленно сравнила это с маленькими блестящими жемчужинами, медленно падающими с оборванной нитки, словно белый дождь.
– А у вас с Дэвидом… – Элли нерешительно умолкла, как будто интуитивно опасалась, что ее вопрос сможет причинить кому-то боль. Но кому – ей или мне? – У вас есть дети? – закончила она.
Мне показалось, что она все знала. Но откуда она могла знать? Даже наши самые близкие друзья не имели ни малейшего понятия. Я никогда не говорила на эту тему. Мне не хотелось выслушивать ничьих утешений и слов сочувствия. Я скрывала свое бесплодие, словно оно было некой позорной тайной. Но косвенные признаки этого можно было увидеть, если повнимательнее присмотреться к моему поведению. Я это компенсировала. С лихвой. Самый большой букет в родильном отделении? Это я его прислала. Мое имя красовалось на подарочной бирке на исполинских размеров плюшевом мишке или наборе для новорожденного от известного дизайнера. Я вела себя чрезвычайно осторожно, чтобы никто, кроме Дэвида, не замечал того, как умирает крохотная частичка меня, когда кто-то из друзей или знакомых объявлял: «У нас просто потрясающие новости…»
Элли подала мне намек. Мой ответ был многократно отрепетирован и убедителен. Я, наверное, произносила эти заученные фразы раз пятьдесят, а то и больше. Но едва я открыла рот, как все отговорки насчет карьеры, командировок, недостатка времени и суматошной жизни застряли у меня в горле, словно громадный кусок, которым я могла подавиться.
– Вообще-то, мы… мы не можем иметь детей. Или точнее – я не могу.
Если бы раньше кто-то сказал мне, что я впервые признаюсь в этом женщине, которую мой муж любил до меня, да к тому же той самой ночью, когда надо мной нависла реальная угроза навсегда его потерять, я бы назвала этого человека сумасшедшим. Я практически вкладывала кинжал в руку своего врага и просила его им меня заколоть.
Элли очень долго и пристально смотрела на меня, прежде чем тихонько произнесла:
– Мне очень жаль это слышать, Шарлотта. Действительно жаль.
Я ни секунды не сомневалась в искренности ее слов. Я прочла это в ее глазах. Она потянулась к неподвижной руке Джо и сплела его пальцы со своими.
– Знаешь, мне сказали, что ему поможет выкарабкаться, если я буду говорить ему о наших самых счастливых моментах, напоминать ему обо всем хорошем и особенно о том, что связано с Джейком.
Я кивнула, словно поняла ее, хотя я имела лишь теоретическое представление о том, о чем она говорила. Я знала ровно столько, сколько может узнать любой, следя в щелку в занавесе за пьесой, которая провалилась на первом же прослушивании.
– Джейк. Какое милое имя, – заметила я.
В эту секунду все и произошло. Элли так резко вскочила на ноги, что ее стул упал бы на пол, не протяни я руку и не подхвати его. Она, похоже, этого даже не заметила. Глаза ее сверкали, но взгляд их был рассеянным, и хотя он был направлен в мою сторону, у меня создалось впечатление, что она смотрела сквозь меня.
– Мне нужно отсюда выйти … Куда-нибудь. Ты не видела мою сумочку?
Я оглядела палату, поймав любопытствующий взгляд дежурной сестры. Она легонько пожала плечами, но выражение ее лица говорило о том, что это не ее дело – уговаривать жену больного не выходить из здания больницы. Ну, а я подумала, что это и не мое дело тоже.
– Элли, на дворе глубокая ночь. Куда это тебе понадобилось идти в такой час?
– Просто на улицу, – загадочно ответила она, явно не намереваясь со мной откровенничать. Что было совсем не удивительно, если учесть, что пару часов назад мы с ней вообще не разговаривали.
Элли встала на четвереньки и теперь шарила руками под кроватью Джо, скорее всего, в поисках своей пропавшей сумочки.
– Ты, наверное, оставила ее в комнате для посетителей, – предположила я, вспомнив наш лихорадочный рывок оттуда, когда состояние Дэвида вызвало сигнал тревоги. Элли резко кивнула в знак согласия, и по ее глазам я заметила, что у нее рождался какой-то план, и, в чем бы он ни состоял, она от него ни за что не отступится. «Это не мое дело», – напомнила я себе. Тем не менее, когда она направилась к двери, я двинулась следом за ней. Элли подошла к стулу, на котором лежало ее свернутое пальто, и с лихорадочной поспешностью просунула руки в рукава, словно сумасшедший, запрыгивающий в смирительную рубашку. Сравнение не содержало в себе никакого преувеличения, поскольку она действовала с каким-то маниакальным упорством. Скорее всего, она и слушать меня не пожелает, но попытаться стоило.
– Элли, куда ты? Тебе же нельзя выходить из больницы. Ты нужна Джо.
