– Это только начало, – ее мучитель засмеялся, и смех у него оказался легким, как у человека с чистой совестью. – Это только начало. Вся ваша работа впереди.
Он открыл бардачок автомобиля, достал небольшой прямоугольный пакет, положил ей на колени.
– Распакуйте, – проговорил требовательно.
Она развернула цветную бумагу и увидела черную блестящую коробочку с логотипом знаменитой косметической фирмы.
– Что это? – спросила удивленно. – Пудреница?
Он снова легко, открыто улыбнулся:
– Вещи и люди далеко не всегда оказываются тем, чем кажутся на первый взгляд. Например, мой человек в больнице… Но мы об этом уже говорили.
– Вот именно! – резко оборвала она. – Хватит мне напоминать об этом, я и так все помню.
– Я не сомневаюсь. Так вот, то же и с этой пудреницей. Только на первый взгляд это пудреница, а в действительности фотоаппарат. Очень хороший, профессиональный аппарат с большой разрешающей способностью.
– Вот как? – она недоверчиво оглядела черную коробочку. С виду пудреница как пудреница.
– Откройте ее.
Она нажала кнопочку замка, откинула крышку, увидела зеркальце и розовую пластинку пудры.
– Теперь наведите крышку на любой предмет, посмотрите в зеркало и снова нажмите кнопку замка.
Она сделала все, как он велел: направила крышку пудреницы на приближающийся трамвай, взглянула в зеркальце и сквозь собственное отражение увидела этот самый трамвай в черной рамочке кадра. Нажала кнопочку, раздался едва слышный щелчок. Теперь она видела в зеркале только собственное отражение.
– Отлично, – проговорил ее сосед. – Вы все поняли и сделали снимок. Все, по-моему, очень просто.
– Просто, – подтвердила она, не понимая, к чему он клонит.
– Когда вы будете на своей новой работе в этом самом чертовом музее, – он чуть заметно улыбнулся собственной шутке, – вы должны будете найти там картину.
– Какую картину? – спросила она настороженно. – Там довольно много картин.
– Одну вполне определенную картину. Картину, на которой изображен ад. Я думаю, вы не ошибетесь.
– Допустим.
– Вам нужно найти эту картину и несколько раз ее сфотографировать, – он кивнул на пудреницу. – С разного расстояния, при разном освещении. Надеюсь, это понятно?
– Понятно, – она кивнула. – И это все?
– Нет, конечно, – он чуть заметно поморщился. – Это еще не все, но это важная часть вашего задания. Еще вы должны тщательно обмерить картину. Рассмотрите ее внимательно, сделайте допуск на раму. Но размеры должны быть максимально точными, вы поняли? И имейте в виду: все нужно сделать так, чтобы никто из сотрудников ничего не заметил. Это, надеюсь, ясно?
– Да, – она снова кивнула. – Так, может быть, проще сфотографировать ту картину мобильным телефоном? А то мои фокусы с пудреницей могут показаться подозрительными.
– Давайте без самодеятельности! – резко оборвал ее мужчина. – Вы будете делать именно так, как я сказал.
Он помолчал минуту и добавил более мягко:
– Съемка мобильным не даст такого качества, как этот аппарат. А нам нужно очень высокое качество! Кроме того, если вас застукают у картины с мобильником, все будет ясно. Вас раскроют – со всеми вытекающими последствиями как для нас, так и для вашей мамы. А пудреница не вызовет подозрений. Вы молодая интересная женщина, все поймут, что вы занимаетесь своей внешностью. Это так естественно.
– Я все поняла, – проговорила она тихо.
– Очень хорошо. Я уверен, что вы все сделаете правильно. Смотрите, мы как раз подъехали к вашему дому.
Луций Ферапонтович сидел в задней комнате музея и занимался любимым делом – приводил в порядок один из ценнейших экспонатов, бронзовую чернильницу, принадлежавшую знаменитому средневековому колдуну и чернокнижнику Льву бен Бецалелю, тому самому, который сделал из глины и оживил при помощи могущественных заклинаний искусственного человека Голема.
Чернильница была выполнена в форме угрожающе изогнувшегося бронзового кота. Она сохранилась неплохо, нужно было только очистить ее от копоти и вставить в глазницы выпавшие зеленые камушки. Луций Ферапонтович осторожно нанес капельку клея, подхватил камешек пинцетом и только было хотел вставить его на нужное место, как вдруг дверь приоткрылась и в кабинет заглянула музейная кассирша Марфа Матвеевна. Жабьи глаза ее были выпучены, щеки тряслись, как недоваренный холодец. Она хотела что-то сказать, но от волнения слова застревали у нее в гортани, не находя выхода.
Луций Ферапонтович от неожиданности выронил камешек, повернулся к кассирше и недовольно проговорил:
– Марфа Матвеевна, как так можно! Врываетесь не вовремя, мешаете работать. Я вас неоднократно просил, чтобы вы не врывались ко мне в кабинет! Особенно без стука. Вот превращу вас окончательно в жабу или другое некрасивое земноводное, будете знать!
Марфа Матвеевна испуганно икнула, еще сильнее выпучила глаза и наконец смогла выговорить:
– Луций Ферапонтович, дорогой, не гневайтесь! Опять он, кровопийца!
Старичок положил пинцет, неторопливо взглянул на часы и удивленно поднял брови:
– Сегодня же четверг. Что это он не вовремя?
– То-то и оно, – простонала кассирша. – Вы бы вышли, поговорили с ним. У вас это получается.
– Поговорим. – Он поднялся из-за стола, поправил галстук и вышел из кабинета.
В музейном зале стоял Анатолий Васильевич Беневоленский собственной персоной.
– Приветствую вас! – широко улыбнулся гостю Луций Ферапонтович. – Чем обязаны? Насколько я помню, мы с вами договаривались на вторник, а сегодня…
– Я знаю, что сегодня четверг, – перебил Беневоленский. – Но я не по поводу аренды. Я по другому поводу. Мне нужно трудоустроить одну особу. Она ваша коллега, музейный работник, с большим, между прочим, опытом.
– Но у нас нет вакансий, – начал было Луций Ферапонтович.
– Изыщите, – возвысил голос Беневоленский, – постарайтесь! Я считаю, что вы должны пойти мне навстречу после всего, что я для вас сделал.
Луций Ферапонтович хотел что-то возразить, но визитер уже отступил к двери и позвал:
– Вера Анатольевна, заходите!
Дверь открылась, и вошла симпатичная молодая женщина с несколько растерянным выражением лица.
– Разрешите вам представить вашу новую сотрудницу Веру Анатольевну Мельникову, – скороговоркой проговорив это, Беневоленский ретировался.
– Что ж, – Луций Ферапонтович проводил начальника долгим взглядом, – значит, будем вместе работать. Извините, Верочка, я не расслышал, где вы раньше служили?
– А я еще и не говорила, – девушка приветливо улыбнулась. – Я работала в музее Плескова в отделе древнерусской живописи.
