– Понимаешь, родительские чувства у него проснулись, в правах решил восстановиться. Дошло до того, что эти суки отступного потребовали, чтобы я каждый месяц за собственных детей им еще башляла. Сотню гони. Решили, что я Рокфеллерша. Моя заместительница Нинка ошалела от такой наглости. Ее любовник опер, толковый парень, совет дал, я ради детей согласилась. Ты от меня еще не устала, от моих приключений? Пойдем проветримся на улице, потом чайку попьем.
Если честно, я устала, но все-таки любопытство брало верх: чем же вся эта неприятная история закончилась. Мы вышли во двор. Вечерняя прохлада приятно освежила лицо. Народ сейчас плещется в море, оно в это время, ближе к вечеру, если не гонит волна, бархатное и ласковое. Сколько я не была на пляже? Месяц точно. Последний раз Алка затащила меня на Ланжерон, они там своим дружным коллективом СУ-51 устроили небольшой пикник; у одной сотрудницы был день рождения, решили отметить его на море. И то я поспела только к концу пиршества, не могла вырваться с работы. Разок окунулась, бокальчик брюта (ну и кислятина) махнула за здоровье именинницы – и все, пора по домам.
– Наташ, рассказывай, что было дальше, – возвращаться в помешение пока не хотелось, на свежем воздухе хорошо дышалось. Мы пристроились на ступеньках небольшой верандочки. Наталья снова закурила, я отказалась.
– Приперлась эта старая паскуда в магазин, я ей всучила за несколько месяцев вперед отступного, она сунула деньги поглубже в лифчик, будто кто у нее украдет, и все не уходит, чего-то ждет. Выпить, сука, на халяву хочет, событие для нее, надо отметить. Ладно, сейчас принесу, лишь бы скорее от нее избавиться. Вышла из кабинета, а дверцу сейфа как открывала при ней, так забыла и не закрыла. Пока сходила, Нинка, как советовал опер, на всякий случай милицию вызвала. Сработал совет ее любовника.
Не удержалась эта б…дь, полезла в сейф, всю магазинную выручку прихватила, засунула ее к себе в трико. Ее в дверях магазина и повязали. Представляешь, хохма, ребятам-милиционерам чуть ли не пришлось туда лезть за деньгами, когда обыскивали. Некогда им было из отделения женщину вызывать. Пригрозили, если сама не достанет, пятерку за грабеж накинут. Ей и так достаточно впаяли. И сынок следом засел, тоже где-то что украл. Хорошая семейка.
Дом Натальи прикрывал дощатый забор, обычный штакетник. Глядя на него, отчего-то вдруг вспомнила песню, которую распевали цыгане. Я тихо пропела припев: «Спрячь за высоким забором девчонку, выкраду вместе с забором».
– Кто-нибудь нас бы выкрал. Из приличных, – пошутила Наталья и рассмеялась. – Ты когда-нибудь обращалась к гадалкам?
– Никогда, боюсь их, наговорят черт-те что, всякой ерунды, потом мучайся: сбудется или полная туфта.
За забором торчали крыши ветхих хатенок. Казалось, пни их ногой – тут же рухнут. Как еще ветер сильный их не сдул. Попадались среди них и глинобитные мазанки. Тишину то и дело нарушало мычанье коров, блеяние овец, ржание лошадей. Иногда прорывалось птичье кудахтанье и поросячий визг. Такой дружный хор сельской живности без дирижера, голоса на любой вкус. Ощущение полное деревенского бытия. Но это ведь Одесса, всего несколько шагов от 7-ой станции Большого Фонтана. Говорили давно, что все это должны снести, застроить многоэтажками, чтобы как-то рассосать очередь за жильем, юго-запада на всех не хватает. И все-таки где-то жаль: красота, уголок натуральной природы, чистый воздух, напоенный ароматом цветов и запахом акаций, особенно когда распускается густая крона. Наташин дом немного в стороне, крепкий, практически новый, его вряд ли тронут, но она хочет вырваться отсюда.
– Продам его к черту вместе с участком, квартирку себе кооперативную куплю. Место какое-то для меня проклятое, нет мне здесь счастья бабского.
– Ты хочешь сказать, что у тебя так никого и нет?
– Почему нет? Для здоровья иногда не мешает потереться о мужское тело. И душу отвести. Только вот ничего стоящего и постоянного так к моему берегу и не прибило. Задрать юбку все норовят. Моргни – еще передерутся, кто раньше. Только на кой черт мне такие нужны. Мужик нынче мелкий, хлипкий пошел, да вдобавок и безденежный. Еще и его содержать. А жлоб пересыпский мне сто лет не нужен. Есть один на примете порядочный, начитанный, грамотный, так женат. Встречаюсь с ним, нет, сюда никого не вожу, боже упаси. У уборщицы своей ключи беру, у нее квартирка небольшая на поселке Котовского, раз в неделю, а то и реже. Но и он скоро с семьей из Одессы смывается, заявление уже подал.
Я видела: Наталья готова расплакаться, но каким-то усилием сдерживала себя. Не сладко всем, а мне что, весело? Тоже никак не встречу нормального парня, а пора бы.
– Скорее бы уехал, а то встретимся, наревемся на пару и расходимся. Люблю человека, все готова для него сделать. Знаешь, сколько бабок нужно, чтобы тебя выпустила горячо любимая родина? Он уже все, что можно, продал, в долги влез, а ему все намекают – неси и неси. Я тоже ему одолжила, он клянется, все вернет, как только там раскрутится. Мне не денег жалко, жалко, что мужика хорошего теряю, единственного друга. Мои девчонки в магазине псевдоним ему придумали, только не смейся – «дядя Вася». Случайно совпало, они о том дяде Васе ничего не знают. Если телефон зазвонит и это он, они мне орут: дядя Вася на проводе, а у меня сердце замирает. Любовь, Оля дорогая, дай бог тебе испытать такое.
Однажды уже испытала, но теперь одни воспоминания, а если честно, нет желания повторить, хотя мне уже двадцать восемь стукнуло. Связываться с говном, лишь бы штаны, это не про меня, тут я солидарна с Натальей. Предлагают умотать из страны, поискать счастье в других краях. Была бы одна, может, решилась бы и дернула отсюда к чертовой матери. Но как оставить маму, бабушку, Алку, ей тридцать восемь, тоже до сих пор не замужем, но тут еще характерец тот. Кому они нужны будут?
Леонида Павловича, моего дядьку, сразу из милиции попрут, только дай повод. И так в органах одесситов недолюбливают. Ему, правда, в Молдавии хорошую должность предлагали, полковничьи погоны, а может, и генеральские. Отказался, из Одессы никуда, мой город, тут родился, тут и помру. Но кто патриотизм ему этот зачтет, в любой момент ногой под задницу, а вместо него и таких, как он, нагонят из других краев. И я сама, как Леня, разве смогу жить где-нибудь кроме Одессы?
– Оль, не прикидывайся невинной овечкой, колись, подруга, – Наташка ухмыльнулась, – о твоем романе трещат по всем углам, отхватила, мол, богатенького. Я сама тебя несколько раз с ним пеленговала и, знаешь, ничуть не удивилась, вы как бы друг для друга созданы, ты симпатичная и он – красавчик. Отличная пара. А как шикарно парень поет и играет на фоно. Ему артистом быть, в джазе Утесова работать, если бы Леонид Осипович его послушал, не отказал бы земляку.
– Ты его знаешь?
– Конечно, он в нашей системе работает, тоже завмаг, как и я, только думаю – зачем ему это надо с его талантами.
– А про таланты откуда тебе известно?
– В ресторане его услышала, в «Киеве», он, кстати, с тобой там был.
Ты смотри, миллионный город, а никуда не скроешься. Моя подружка Леська Никитюк замуж выходила и пригласила меня на праздничную вечеринку. Я накануне сделала причесон, выпендрилась в белый брючный костюмчик, прямо по моей фигуре, отпросилась у своей начальницы и помотала к проходной с надеждой, что кто-нибудь из наших на машине подбросит в город, не мотаться же по автобусам. Тут этот красавчик и нарисовался, вовремя подвернулся. Вызвался подвезти, по дороге расспросил, кто я, что я (о себе ни слова), куда я тороплюсь, и напросился сопровождать меня. Удобно не удобно, Леська не огорчится, в общем, я дала слабину. Хоть в этот вечер не быть, как в песне: все девчонки парами, только я одна. Мой кавалер там и разошелся на всю катушку. Сначала смирно сидел за столом, а потом как-то незаметно к пианино подкрался – и забацал, подпевая себе. Чуть ли не весь популярный эстрадный и джазовый репертуар того времени. Леська потом мне говорила, что это был, пожалуй, самый ценный подарок. Все допытывалась, где я этого кадра откопала. А я лишь к концу вечера узнала, как его зовут, все стеснялась спросить. Странно, но это так.
