Ворюга явно не ожидал такого поворота событий. От удара он втемяшился спиной и затылком в акацию перед трамвайной линией. Я же понеслась что есть мочи домой, ни разу не оглянувшись; так и влетела в свою парадную, где постояла, пока не отдышалась. Потом медленно поднялась по лестнице к своей двери, за которой разрывалась лаем, будя соседей, преданная собачонка Капка.
– Явилась, не запылилась, – дверь открыла вечно недовольная мама; как все-таки она отличается от Мишиной Соньки. – И не стыдно? Что творишь?
Упреки следовали один за другим: и никакой совести нет, и на старости лет никакого покоя, и когда я уже перестану беситься…
– Когда сдохну, тогда и успокоюсь, – я закрылась в ванной, умылась, накурилась, наплакалась. Вот и опять я вольный казак. То много кавалеров было, то опять ни одного.
– Ложись на Алкину тахту, она теперь у себя ночует.
– У меня есть свое кресло, мне чужого не надо, – огрызнулась я на мамин совет.
Утром, как ни в чем не бывало, меня бабка своим беззубым ртом поцеловала в лоб. На кухне ждала традиционная манная каша и большая чашка какао. Мамы уже не было, ушла в поликлинику, а бабка пробубнила сводку последних известий:
– Олька, Сашка все допытывался, где ты. Сказали с Алкой правду, что уехала на экскурсию. А он так руки развел: как на экскурсию, у нее же ангина?
Я еще не отошла от московских новостей, а уже знала, что и Юрка Воронюк тоже заезжал, весь такой капризный, и кто-то с работы, я, конечно, догадалась – кто.
– Ты бы уже определилась как-то. Если не нужны они тебе, так и нечего их привораживать сюда. А то всех домой тянешь, зачем?
– Баб, да никого я не тащу. Больше ни одна зараза не заявится, я тебе обещаю.
– Нет, это не дело. Алку с топчана не согнать, все время дома торчит, и ты туда же. Лучше уж гуляй, раз гуляется.
– Не гуляется, бабушка, совсем не гуляется, – я уткнулась головой ей в живот.
– Значит, еще не нашла тебя твоя судьба, я вон деда своего сколько ждала. Выйти замуж не напасть, как бы замужем не пропасть.
Меня, однако, мучила другая проблема: как мой вчерашний клиент, вот уж по-другому не скажешь, под руку попал. Мишин дружок Дракоша тоже ведь мог попасть, он и без этого еле держался на ногах, и язык заплетался. Вдруг я его убила или покалечила? А что если он очухается и вычислит меня. Решение пришло мгновенно. Все гениальное просто. Я сменила собственный имидж. Накрутила на голове халу, подвела глаза, как Шехерезада, и до следующей весны повесила в шкаф приметное пальто. Наутро, проходя мимо памятного дерева, внимательно все осмотрела, ничего ли не валяется. Я поблагодарила старую акацию, что она была на моей стороне.
Праздники минули, и для меня жизнь входила в привычную колею, возвращалась на круги своя. Пошли повестки в суд. Однако разговор на эту тему, как поется в известной оперетте, портит нервную систему, поэтому не хочется его заводить, но разные черные мысли опять полезли в голову: дывлюсь я на нэбо и думку гадаю…
Спящая почка распустилась
В Одессе, когда зацветает абрикос, обязательно ударяют морозы, да такие зверские. Жаль цвет, который пожухлый валяется в пыли. Однако проходит несколько дней, и вдруг деревья опять пробуждаются к жизни и начинают цвести по новой. Удивительное явление, но на этот раз хоть и цвета мало, зато он более крепкий и приносит плоды. Природа позаботилась и припасла на всякий случай спящую почку. Так и в человеческой жизни происходит.
Вдруг, как ни в чем не бывало, отзвонилась Москва. Опять я стала деткой, опять пустые, ни к чему не обязывающие разговоры. Тоска в душе, казалось, навсегда поселилась. Но воспоминания приятно проведенных дней, желание увидеть еще хоть один раз этого человека победило. Лилька бушевала, она не могла понять, как можно вообще иметь что-то общее с этим прожженным циником, насмешником, бабником и вообще москвичом. Как ей объяснить, что я такая же, как и все, просто баба, ищу в жизни счастья, а мне жутко не везет, обходит оно меня стороной. Ну, была бы страшилой, от которой все отворачиваются. Вроде нет, мужики обсыпают комплиментами. Может, из-за непонятной упертости, моего несносного характера (и кличка «Мегера» – в «десятку», которую я выбивала в тире). Может, мне не дано богом разглядеть в человеке того самого, единственного (потом, если не сложится, ошиблась, можно поменять)… Но, в любом случае, мне так не хочется, чтобы было, как у остальных женщин в нашем роду. И пусть только эти, даже пустые слова в телефонной трубке, пусть обман, все равно, как приятно его слушать:
– Детка, я сейчас представляю твое лицо, ты улыбаешься мне, и мы в обнимку танцуем в Архангельском. Помнишь?
– Помню.
– Раз так, надо повторить. Когда приедешь, нет, лучше вернешься, когда? Я все время только и делаю, что вспоминаю наши поцелуи. И сейчас целую и жду.
Трубка вешалась на рычаг, и романтика превращалась в обычную прозу бытия. Опять эта проклятая закладка на зиму, эти партийные пурицы, которым все по фигу, хоть трава не расти, но сделайте так, как они желают. Сейчас, в сию минуту, а что будет завтра, их не заботит. Не волнует, что мы заранее терпим убытки, выплачиваем процент банку за кредит и так далее, так далее. Это наши проблемы, а их хата с краю. Еще настаивают, чтобы Лемешко оформил их пьячуг на материально-ответственные должности.
На меня напал такой психоз; я уже не сомневалась, что следующее уголовное дело гарантировано. Мы уже с Лилькой и так и этак, по-всякому тысячи раз проигрывали разные варианты моего ухода от этого дела. Сколько я скандалов закатила директору – и тет-а-тет, и при этих новых сотрудниках-прохиндеях из номенклатурного партийного списка. Нашли себе, суки, золотую жилу на ровном месте. Они, видите ли, несут ответственность за наши аферы. В отделе у нас появилась новая старшая экономистка, тридцатилетняя жена военного с высшим образованием. Ее определили заниматься трудом и заработной платой. Женщина сообразительная, ничего не скажешь, в курс дела вошла быстро, не комплексовала ни по каким скользким делам. Все проверить после нее, химичит или нет, естественно, было невозможно, только беглым взглядом и сравнительным анализом.
– Ольга Иосифовна, я вижу, вы вся на нервах, да не переживайте, не принимайте близко к сердцу, – за очередным в конторе небольшим сабантуем пыталась успокоить меня новая сотрудница, – знали бы вы, что в воинских частях творится, еще не такие дела делают, и ничего. Главное, чтобы командование было довольно и новые звездочки на погоны без проволочек давало.
Я выпалила:
– А потом что? Когда проверят?
– Кто там проверяет? – усмехнулась она. – Все довольны, все шито-крыто: солдаты молчат, рады, что дожили до дембеля, а для офицеров каждая звездочка – перевод дальше по службе.
Мы с Лилей Иосифовной только переглянулись.
– Раз вы такая смелая, я предложу создать под вас самостоятельный отдел труда и заработной платы, и отвечайте за все, – я начала заводиться.
