Никто поздравлять нас не собирался. Молча сидели, ковыряли вилками еду, не поднимая глаз. Первой поднялась мама и ушла в спальню, слезно причитая, да еще так громко: какую благодарность получила на старости лет от дочери. Потом, бурча себе под нос, на кухню отрулила бабка, освободив из заключения Капку и забрав ее с собой кормить тем, что было на праздничном столе. Мы остались втроем.
– Жених, наливай, – скомандовала я, – праздничный пир продолжается, и не переживай – все устаканится, не век же мне быть привязанной к маминой юбке, когда-то это должно закончиться.
Когда Миша вышел в туалет, Алка набросилась на меня:
– Ты что, совсем с ума сошла? Какая свадьба? Какая Москва? – шипела она.
– Как какая? Столица нашей могучей социалистической Родины. И почему обязательно сошла с ума? Он сделал мне предложение, я согласилась. За три месяца проверили друг друга. Алла, я так жить, как живу, больше не могу. Если он не откажется от меня, я уеду к нему. В Одессу он не переедет, у него в Москве работа, хорошая работа. Аллочка, он очень хороший человек, он меня любит.
– Да откуда ты его знаешь? Где ты его выцарапала на нашу голову?
– В одной известной газете, мы, к сожалению, ее не выписываем.
– Журналист, значит. Сколько раз этот твой журналист уже был женат, и сколько у него детей? Ты хоть этим интересовалась?
– Да ни разу не был, холостяк, как я – холостячка, и детей у него нет. Я тайно к нему в Москву ездила, а вас обманывала, говорила, что на какие-то экскурсии. Вам честно признаешься – так шум на всю Одессу поднимете, сожрете с потрохами. Тебе нравится так жить – живи, а мне нет. Я хочу иметь семью, хочу быть нормальной женщиной, такой, как все. В общем, от твоего предложения перейти на работу в стройуправление придется отказаться. Уж извини, сестрица. Тебе тоже давно пора устраивать свою личную жизнь, с проходимцами только не свяжись.
– А твой случаем не проходимец? Как все она хочет жить! – моя сестра не говорила, а по-змеиному шипела. Я ее такой никогда еще не видела. Обычно она умела скрывать эмоции и контроль над собой не теряла.
– Вот что, дорогая и многоуважаемая Алла, я выйду за него, нравится вам это или нет. А сейчас пойдем с Мишей погуляем по городу, а там что-нибудь придумаем. Дай мне ключи от твоей квартиры. Не дашь, найду, где приткнуться, мир не без добрых людей. Маме с бабкой привет от Миши передай и спасибо скажи за теплую встречу.
Почему-то сразу подумала о Наташке Соболевой. Или – на худой конец – у Лильки пристроимся, она к маме ночевать пойдет. Больше скрываться ни от кого не буду. Я взрослая женщина, хватит быть маленькой Оленькой и кушать манную кашку по утрам вместе с Капкой. Если сейчас не решусь, то спета моя песенка. И чего рассвирепели, со стола сбежали, даже как-то неловко перед гостем. Я ведь не собираюсь вас бросать. До Москвы всего ничего, каких-то пару часов лету – и я дома. Дайте мне попробовать, не получится – вернусь. Куда я денусь?
– Сколько ему лет?
– Твой ровесник.
– Я с вами пойду, вместе погуляем, не возражаешь? – предложение сестры меня удивило. – Раз у вас такие перспективы, познакомим его с будущими родственниками. К Леониду Павловичу заедем.
Если честно, мне хотелось побыть с Мишей вдвоем, но и Аллу отказом я обидеть не могла. Демонстрация уже закончилась, полупустые фонтанские трамваи один за другим медленно, ручейком скрипели по рельсам, позванивая уже принявшему на грудь советскому трудовому народу. Кое-где на деревьях еще трепетали уцелевшие полузасохшие листья. Срывающийся временами ветер вместе с пылью нес их нам навстречу, и серое низкое небо угнетало. Летом этот район Большого Фонтана в зелени вековых деревьев прикрывал, если можно так выразиться, свои недостатки. А сейчас мне как-то было даже неудобно перед московским гостем за внешний вид нашего района. С одной стороны тянулся детский противотуберкулезный санаторий, огороженный забором из корявого ракушечника, даже не оштукатуренного, а на противоположной за заборами просматривались массивные здания военных училищ с пустыми плацами перед ними. На четвертой станции закончили строительство двух первых высотных для Одессы домов. Я похвалилась новым методом, которым они были возведены, – методом скользящей опалубки, день на этаж. Скоро всю Одессу украсим подобными зданиями: правда здорово, Миша.
Жених как-то скупо разделил мой энтузиазм, зато сестра радостно села на любимого конька, с ехидным взором в глазах посмотрела на меня, а потом на дом.
– Все очень хорошо, красиво, одно лишь замечание: утеплить его забыли. В них жить невозможно, холодные железобетонные казематы. Людей заселили, они мучаются, и как это исправить – большой вопрос. Придется опять леса возводить и пытаться утеплить снаружи. Беда еще в том, что в доме сплошные балконы лоджии.
– Исправят, первый блин комом, бывает, – пыталась я смягчить ситуацию и отвлечь от дома его журналистский пронзительный взгляд. – Смотри, Миша, а это наш ипподром, рядом пехотное училище, дальше – артиллерийское и одесский телецентр.
После демонстрации, куда ни глянь, везде валялся мусор: лопнувшие воздушные шарики, липкие бумажки от мороженого, окурки, пустые бутылки. Колючий резкий ветер подхватывал пыль с осенними грязными листьями и бросал все это нам в лицо. Я столько пела о своей прекрасной Одессе, бульварах в акациях и платанах, о никогда не цветущей в городе черемухе, а московский гость идет с нами и видит наши захарканные улицы. Почему наши мужчины омерзительно мочатся на углах домов, в подворотнях, и нужно постоянно переступать эти вьющиеся по тротуарам вонючие ручейки, следить, чтобы не наступить на отвратительную мокроту. Нужно было все-таки взять машину и доехать до центра, чтобы он этого всего не видел. Но и в центре, где мы, в конце концов, оказались, было не намного лучше. Такой же, как назло, срач, как везде. В будни и то чище. Видимо, дворники тоже, как весь трудовой народ, отдыхают в праздничный день.
В доме у дядьки как обычно был народ. На этот раз уже отдежурившие офицеры из его отделения милиции и пара университетских дружков с тайными погонами. Я всех их знала как облупленных. Домой им не хотелось топать, прикрывались работой. А у гостеприимного хозяина, проживающего в двух шагах от Дерибасовской, всегда можно оттянуться по полной. Да еще при такой радушной, не щадящей себя хозяйке, как наша Жанночка. В этом доме стол всегда ломился от угощений, разных деликатесов и выпивки рекой. Я сразу почувствовала, что всем им не до нас, напрасно послушалась сестру и привела сюда своего Мишу. Они все уже хорошо приняли на грудь, и их мусорные комплименты меня раздражали. Об анекдотах с обязательными действующими лицами-евреями я вообще молчу. Особенно противно, когда они рассказываются якобы с еврейским выговором. По– русски бы научились правильно говорить.
Леонид Павлович, уловив мой злой взгляд, перевернул пластинку, перешел на молдаван и малые народы Севера. Говорить о литературе, театре, о чем-то более-менее интеллектуальном в этом обществе не принято, они все остановились в развитии, как только загремели в армию, а вот грязные сальные анекдоты – это то, шо надо. Отдыхают по полной, заливая свои луженые глотки выпивкой, чавкая, икая и срыгивая, нагло окидывают взглядами наши с Алкой тощие женские прелести. Мы бы по-тихому смылись, если бы не Жанна, она задержала нас у двери:
