– Вы куда, а ну к столу, Леня, потеснитесь, усади ребят на диван.
Пришлось подчиниться. Когда расселись, Алка, подняв рюмочку, объявила, что я выхожу замуж, жених перед вами и давайте выпьем за будущих молодоженов.
О, дай милиции и гэбэшникам только повод. Они стали наливать Мише все подряд, со злорадством поглядывая в мою сторону. Каждый из них в свое время пытался подбить под меня клин, останавливало лишь то, что я близкая родственница их непосредственного начальника. Поостыли, навезли себе со своих деревень барышень и успокоились, но вряд ли мне простили.
Леня с Жанной счастливы принимать цых хлопчыкив, для них они по-прежнему бедные, вечно голодные мальчики студенты, однокурсники-вечерники, называющие их мамой и батей. Сейчас они не решаются впрямую прикалываться над приезжим москвичом, так, по мелочам лишь, батю побаиваются. Знать бы тогда, что пролетит всего несколько лет, и они своему бате вцепятся в горло и все как один переступят через ослабевающего старшего товарища, который столько для них сделал, практически вывел в большие люди.
Тем временем в ход пошел и коньяк «самжене» Фроськиного производства в фирменных бутылках. На мои протесты больше не пить Миша просил не волноваться, он свою норму знает и через нее не переступит. Он действительно хорошо держался, много и интересно рассказывал о спорте, о футболе в особенности. Королевский пинчер Джимик с ходу вычислил новичка, от него пахло сучкой Капкой, и, не стесняясь, обрабатывал ноги моего кавалера со всех сторон привычным для себя способом.
– Ну что, дорогие гости, не надоели ли вам хозяева, – неожиданно своим спокойным ровным голоском произнесла Аллочка. – Не знаем, как остальные, а мы двинем. Спасибо!
– Э, так не пойдет, так вас не отпустим, давайте на посошок, – отреагировала Жанна.
Все-таки коньяк сделал свое черное дело, да уже потом я узнала, что Миша его редко когда употребляет, не любит он этот напиток, организм не восприимает. Когда мы вышли на улицу, его стало качать, носить из стороны в сторону, словно в шторм на пароходной палубе. Еле поймали тачку и отправились на Черемушки в Алкину квартиру. Как мы его с сестрой затащили на второй этаж, не помню. Прямо в одежде уложили на диван. Оставлять его одного было опасно, а Алка вдруг стала стыдить меня, мы даже поругались.
– Как ты можешь с ним остаться здесь на ночь? Что я нашим скажу? Ты что, рехнулась? Ничего с этим алкоголиком не случится. Проспится и в свою Москву полетит. Ну и нашла себе жениха!
Как вылетела из меня Мегера, я даже не заметила.
– Алла, остановись, я уже не твоя младшая сестричка, которая будет всю жизнь жить по твоей указке. Я тебя когда-нибудь спрашивала, с кем ты здесь ночуешь? Нет? Тогда зачем ты мне этот концерт закатываешь? Человек прилетел на два дня, и я с ним оба эти дня проведу, нравится тебе, вам всем это или нет. Понятно?
Алла больше ни слова не произнесла, стала, как мне показалось, еще меньше ростом, личико ее посерело и постарело в одно мгновение. Когда она ушла, я еле раздела своего жениха и тут началось. Боже мой, как ему было плохо. Сильнейшее отравление, с рвотой и ознобом. Всю ночь он маялся, а я вместе с ним. Только к утру ему немного полегчало. Он хоть мог сам дойти к туалету. Я все перестирала, вывесила на балкон сушиться. Потом купала его в ванной, и он, наконец, ожил. Только голова раскалывалась от боли, и мы решили похмелиться, благо у Алки было чем, и закуски полный холодильник.
Правду говорят: не будите спящую собаку. Но собака была разбужена, и мы все остальное время никуда не выходили и ни с кем не общались, отключив телефон. Миша все время пытался выяснить:
– Если бы я не прилетел, ты бы так дома ничего и не сказала? На собственную свадьбу хоть прилетишь? Осталось всего две недели, а ну колись, говори правду и только правду.
– Прилечу, можешь не сомневаться. Я уже твоя жена. Меня ничто не остановит.
Я гладила его начинающие седеть густые волосы. Всю свою жизнь я держала все свои эмоции в узде, а здесь меня как будто бы прорвало. Когда очнулась от безумного любовного угара и пришла в себя под кряхтенье растерзанного, обессиленного жениха, я смотрела на потолок и улыбалась: как изменчива судьба, один кавалер собирал диван, а второй им воспользовался на полную катушку. Как я люблю этого взрослого мужчину, как приятно, хоть и больно, что даже во сне он сжимает мою грудь, будто бы боится потерять. На следующее утро, провожая его в аэропорту, мы забились в уголок и целовались.
– Детка, я больше без тебя не могу, не приедешь, как джигит тебя выкраду, не доводи до греха.
– Приеду, можешь не сомневаться, иди, регистрация началась, – я что-то еще шептала ему на ухо, но что, хоть убей, сейчас не помню, да и зачем. Мы оба были такие счастливые.
На площади перед аэропортом взяла машину и рванула на работу. Пришлось от проходной чесать пешком до конторы. И это расстояние, и прохладный воздух с неприятным запахом вонючей капусты мне уже были по большому счету до фонаря. Я свой диплом отработала на государство сполна. Восемь лет, лучшие годы моей молодости пронеслись, как дикий вихрь. Прилетел за мной мой Иван Царевич, пусть и не Иван, да и не Царевич – зато мой. И другой мне не нужен, никто больше не нужен. Не заглянула даже к себе в отдел, сразу ввалилась к директору.
– Что случилось? Ты чего? Откуда ты такая растрепанная явилась? Себя в зеркало видела? Заболела, что ли?
– Владимир Алексеевич, я замуж выхожу.
– Тьфу, наконец-то, может, бес в тебе угомонится, нормальной бабой еще станешь. Поздравляю. А кто он, этот несчастный, если не секрет, конечно, – директор сам засветился от услышанной новости. – По правде мне его уже заранее жалко. Плавает? Тогда его счастье, считай полбеды.
– Почему у нас верх достижений и благополучия – плавающий жених? Говно, между прочим, тоже плавает. Нет, он на суше, у себя в Москве. Журналист.
– Кто?
Бедный директор сначала побледнел, потом лицо его стало буквально заливаться краской, бледным остался один лоб с испаринкой.
– Какой журналист? Надеюсь, у тебя хватило ума держать язык за зубами? Как он вышел на тебя? Или это ты его подцепила? Вот те раз! От дает! Я думал, хлопцы прикалываются, о тебе байки московские насочиняли, чего только не понарассказывали. Я им рты позакрывал. А они, выходит, не врали? Где же он работает, в какой газете или журнале, ты хоть это знаешь?
Я назвала и добавила, что была уже у него в редакции, в его отделе спорта. В общем, далек, слава богу, от моей профессии.
Директор почесал свою репу.
– И на черта тебе это надо? Раскинь на минуточку мозгами. Он тебя и недели не выдержит, не инвалид же парень на всю голову, если в газете работает, дураков там не держат. Мужу нужно суп или кондер какой-нибудь сварить, картошечку с чесноком поджарить. И не просто сварить-поджарить, а чтобы вкусно было. Ты же дома это не делаешь никогда, у вас на бабушке все хозяйство, замучили старушку. Твое счастье, если он там, в Москве к столовкам привык. Хотя как москвички кашеварят, так и ты сойдешь.
