Господи, Колюня, как это могло произойти от одной чисто немецкой беседы с посторонним человеком? Ведь это мой армянский ребенок, которому отдано столько любви и тепла… Я в отчаянии, просто убит… Не могу ни о чем думать… То, что я умираю, меньше меня волнует, чем Каринка… В глубине души у меня была мысль о смерти, как о возможном варианте, но я, как ты и велел, гнал ее и, уж конечно, не думал, что это будет так быстро. Полагал, что несколько лет у меня есть. А когда узнал, пришел в ужас именно из-за Каринки… Как она останется одна? Что такое двадцать три года? Для меня она ребенок… И я готов был бороться за жизнь, пусть за несколько лет, чтобы поставить Каринку на ноги. И эту мучительную химиотерапию, и твой вариант в Москве – готов был на все, ради дочки…
Я все время ищу ей оправдания: например – от горя временно помутился рассудок, или хочет показать мне, какой она сильный и спокойный человек, как она справится со всем без меня…
Но когда слышу по телефону ее равнодушный голос, ее дежурное: «Как ты? Если что-то нужно, позвони – я приеду», то понимаю, что незачем себя обманывать, звонит чужой человек.
И потом, она же наполовину армянка, а вторая половина немецкая… Может, это вторая половина крови и сделала выбор: не расходовать зря нервные клетки, проявить здоровый рационализм и вежливую телефонную заботу… Ей, к счастью, не на до в перспективе кормить отца с ложечки и менять памперсы. Она знает, что когда я не смогу сам за собой ухаживать, мне полагается сиделка, клиника и пр. Страховка здесь оплачивает все. И приглашение Диане я послал только с тем, чтобы рядом просто был родной близкий человек, которого знаю чуть не с детства. Человек, с которым можно обо всем поговорить, который поддержит… Мне казалось, что это должна была быть Каринка, но не получилось…
И если сейчас я с горечью понимаю, что Каринка обойдется без меня (и отчасти это успокаивает), то судьба сестры и мамы не дает мне покоя. Сбережений у меня никаких нет: ну продаст Карина мою машину, хоть и дорогую, но уже двухлетнюю – что это за деньги? Меня мучит мысль, что она не будет помогать моим… Вернее сказать, своим – ведь она у них останется одна… Каринка их любит, всегда любила… и тут же такой холодок по спине: меня она тоже любила, пока все было хорошо и не требовало от нее никаких усилий… Может, я не прав? Ну не может же она их бросить? Хочу по говорить с ней об этом и боюсь. Жду Динку, может, она мне поможет. Извини, старик, что я все это обрушил на тебя. Так тяжело, Колюня, так тяжело…
Николай
Осик, дружище, ну что ты себе навыдумывал? Понимаю, что тебе тяжело, горько, обидно, но, может, все воспринимается тобой слишком остро? Ты сейчас сверхчувствителен ко всему, что происходит: нормальный звук кажется слишком громким, а обычный свет – слепяще-ярким… И все же у тебя мелькнула здравая мысль найти оправдание Каринке. Может быть, действительно девочка заблокировала свои чувства, свою боль, чтобы выдержать все, что ей предстоит. И потом, Осик, что это за похоронные разговоры?
Вот умру я, умру.
Похоронят меня.
И никто не узнает,
Где могилка моя.
Зачем это? Осик, тебе всего пятьдесят лет, ты сильный, ты личность… Медицина бессильна? Ну и черт с ней. Когда врачи отказываются от больного, надо начинать бороться за свою жизнь самому. Тысячи и тысячи примеров, когда безнадежно больные удивляли врачей полнейшим исцелением… Нужно полностью изменить свою жизнь, стать другим человеком, бросить все и уехать… Есть такие места, где люди оставляют свои болезни и свое прошлое… начинают все заново, как бы заново рождаются. Я узнал о двух таких: одно в Казахстане, другое в Башкирии, в степи…
Не знаю, что там происходит, на свете много необъяснимых явлений, но люди выздоравливают… Может быть, отсутствие цивилизации, полная отрешенность от всего, единение с природой и с Богом, может быть, действительно какие-то загадочные силы там есть, но болезнь исчезает. И едут туда люди, которым медицина не оставляет надежд и, в основном, это онкология. Давай попробуем, Осик, нельзя сидеть и оплакивать себя. Я прошу тебя, соберись с силами, не смей думать о Каринке, думай о себе, только о себе… Сконцентрируйся, подумай, что неправильно делал ты в жизни; где ошибка, с которой началось разрушение души… Болезнь – это признак разрушения божественной, защитной оболочки. Она следствие, а причина в тебе. Поэтому и медицина не может помочь. Хватит валяться по клиникам и травить свой организм всякой дрянью; решайся, Осик, а я готов помочь тебе всем, чем смогу. Надо, милый, надо выкарабкиваться, а не хоронить себя.
Обнимаю и жду твоего решения, чтобы нача ть конкретно заниматься этой поездкой.
Иосиф
Колюнчик, какой ты молодец, что перешел на электронную почту. Я уже получил и прочел… Явное преимущество перед фельдъегерем в фуражке с кокардой, который вез бы твое письмо, написанное бисерным почерком, да еще на папиросной (как ты любил раньше) бумаге долго-предолго. Он бы, не торопясь, менял лошадей на станциях, грелся чайком из самовара за разговорами со станционным смотрителем, потом подлец-ямщик, спьяну, заплутал бы в степи (возможно, той самой, башкирской, где происходят всяческие чудеса) и они наколесили бы лишних сто верст… А когда добрались наконец до нашей тихой провинции, ан адресат-то уж и помер третьего дни… Шучу, шучу, не сердись.
Спасибо тебе, Колюнчик, за все. Я верю всему, о чем ты пишешь, знаю, что нетрадиционная медицина творит чудеса… Но думаю, что в моем случае уже поздно что-либо предпринимать… тем более такие радикальные изменения жизни. Выдохся я, устал… Умирать, конечно, не хочется, но и ехать куда-то за чудом – нет сил. Прости. Я, как шарик, из которого вдруг выпустили воздух, постарайся понять и не ругай меня очень-то. Да, я тоже сейчас думаю, почему мне не пришло в голову обследоваться в Москве два месяца назад? И время было – никуда не торопился… Уверен был, что все будет хорошо. Иногда ночами мелькнет мыслишка, а вдруг? но тут же и исчезает… Чувствовал-то себя действительно здоровым, полным сил, планов… Почему это случилось со мной? Так некстати, ей-богу… Понимаю, что бессмысленно задаваться вопросами, почему и за что, но так жалко своей жизни, столько еще хотелось сделать! По-видимому, наверху лучше знают, почему и за что. Давай не будем больше про болезнь, просто пиши мне и позванивай – хочется твой голос иногда слышать. Немного-то времени у нас еще есть, правда, Колюнь? Обнимаю тебя.
* * *
Nataly
«Полковнику никто не пишет…»
Мне тоже…
Куда вы исчезли, Иосиф? Очередной штурм творческих вершин? Ни сна, ни отдыха? Я могла бы легонько помассировать Вам плечи… помните? Буду надеяться, что Вы все же найдете минуту-другую…
* * *
Август 2009 года. Эрфурт
– Алло, Осик, здравствуйте вам…
– А, господин художник, рад тебя слышать.
– Голос бодрый, веселый…
– Да, смеемся тут с Дианкой, вспоминаем студенческие годы, Ереван…
