Нелькин муж работал во Внешторге, его должны были послать за границу, и подруга обсуждала с ней возможные варианты. В капстрану, конечно, не пошлют – первая командировка. Хорошо бы в ГДР, а еще лучше в Венгрию. Тогда можно было бы за два года накопить и на квартиру, и на машину. С кооперативом им помогли, нашлись связи, и они внесли первый взнос. Далековато, правда, в Ясенево, зато дом хороший и квартира с изолированными комнатами. Как раз через два года планируют сдать. Наконец получили назначение в Болгарию. Нелька сначала расстроилась, ну недаром же говорят, что Болгария – не заграница; но узнав, что друга мужа отправляют в Монголию, повеселела. Ясно, что Болгария в сравнении – все же заграница. Шуре было грустно расставаться, Нелька вносила в ее жизнь оживление и отвлекала от печальных мыслей. После отъезда подруги время потекло размеренно и монотонно.
На работе Шуру ценили, и ей нравилось все, чем она занималась. Шура изучала и систематизировала работы известных историков и коллекционеров, делала опись поступивших документов и архивных материалов. Держа в руках какой-нибудь рескрипт или указ XVII века, испытывала благоговейный восторг. Когда работала над диссертацией, каких трудов ей стоило получить в читальном зале что-либо подобное! А сейчас хоть докторскую пиши.
Но эта мысль, мелькнув, исчезла – понимала, что не готова, да и не хочет. Ходили разговоры о предстоящем капремонте музея, и все волновались, куда переведут на это время архив. Говорили, что музей закроют года на два. Так что думать о докторской было не ко времени. Оленька пошла в школу, и Шуре надо было успевать забирать ее с продленки. Пришлось маме уйти на полставки, чтобы заниматься внучкой.
Тоска по Олегу прошла, иногда она подолгу не вспоминала о нем, но никаких новых чувств не возникало. Нельки не было, никто не тащил Шуру на вечеринки и не ругал за напрасно потраченные годы. Однажды познакомилась с симпатичным сотрудником одного из филиалов. Приехала к ним по работе, а потом как-то незаметно стали иногда встречаться. Миша был спокойным, скромным человеком, никакой развязности и самоуверенности, как это было в Нелькиной компании. Он был в разводе с женой и после размена получил комнату в коммунальной квартире. Но на жену обид не держал и кроме алиментов всегда покупал дочке подарки. К своим тридцати годам стал младшим научным сотрудником и зарабатывал меньше, чем Шура. Но был всем доволен. Они встречались больше года, и Миша несколько раз предлагал ей расписаться. Но Шура не решалась, понимая, что не любит его просто спасается от одиночества. Ольге Николаевне Миша очень нравился, Оленька была к нему равнодушна, и Шура, вспоминая свою жизнь с отчимом, не говорила ни да, ни нет. Вернулась Нелька, и она посоветовалась с ней.
– Ну, Шурик, не знаю. Как-то слишком скромно. Да, симпатичный, воспитанный, неглуп, а дальше что? Мужику за тридцать, а пыхтит в филиале и зарабатывает меньше тебя. Минус алименты… Комнатушка в коммуналке… Да и ты не светишься от счастья. Нет, для здоровья, конечно, можно, но замуж? С твоей красотой и твоим приданым – да тебя с руками оторвут, если отношение к жизни поменять. Знаешь, Шурка, двадцать семь – это уже возраст. Очнись от своей спячки и как-то активизируйся.
И Шура перестала встречаться с Мишей. Сначала отговаривалась делами, а потом решилась объяснить, что чувств для замужества у нее все-таки нет, не стоит им совершать ошибку. И опять осталась одна. Нелька ждала ребенка, да и жила теперь далеко, встречались редко. Родив дочку, вообще засела дома, компании и вечеринки на время прекратились.
Однажды вечером позвонил Виктор Ильич и сказал, что Надежда умерла. Шура даже не поняла, что речь идет о тете Наде. Утром отвезли в больницу – обширный инфаркт, но спасти не удалось, хотя и больница самая хорошая, и врачи опытные. Прощание там же, в больнице ЦКБ на Рублевском шоссе, а гроб повезут в Тверь. Он позвонил сестре, и она сказала, что хоронить будут там. Заказал им машину. Сестра с мужем приедут рано утром в четверг Так что к десяти утра пусть Шура и Ольга Николаевна приходят. Оленьку, наверно, не стоит брать, маленькая еще. Печально очень, жаль На дежду… Лидия Борисовна тоже переживает, столько лет вместе… Но что же поделать.
Оленька уже спала, а Шура сидела и плакала. Тетя Надя была для них с мамой близким человеком, заботилась о них, так любила Оленьку. Все праздники вместе. Как теперь без нее? Маме на ночь звонить не стала, сказала на следующий день. Теперь плакала мама, а Шура утешала. Обе отпросились с работы, купили большой букет белых калл и поехали в больницу. На проходной предъявили паспорта, и охранник отметил их в журнале, объяснив, где ритуальный зал. Зал был большой, а их всего несколько человек. Виктор Ильич, Лидия Борисовна, Сережа с женой и незнакомая пожилая пара. Шура поняла, что это сестра тети Нади с мужем, и они подошли выразить соболезнование. Положили в гроб цветы, там лежали белые розы и красные гвоздики, посмотрели на тетю Надю и заплакали. У Лидии Борисовны лицо тоже было заплаканное. Шура удивилась, значит, все-таки была привязана к тете На де. Она давно не видела бывшую свекровь – с того тяжелого разговора, разрушившего их с Борькой жизнь. Лидия Борисовна постарела, одета в черное паль то, но все равно видно, что чересчур полная. Шура и Ольга Николаевна подошли к ней поздороваться. Она горестно закивала, мол, вот какое несчастье. Около гроба стоял большой венок, тоже весь в белых розах и гвоздиках. На белой ленте Шура прочитала, что это дорогой Надежде от скорбящей семьи Логиновых.
Виктор Ильич нарушил тишину, сказав несколько простых и теплых слов. Ольга Николаевна заплакала, сестра и Лидия Борисовна тоже вытирали глаза. Потом Сережа с женой вынули из гроба цветы, служащие закрыли крышку а цветы положили сверху. Муж сестры взял венок, и они попрощались. Гроб на каталке повезли к небольшой двери в другом конце зала, за гробом шли сестра и ее муж. Сережа шепнул Шуре, что будут грузить в машину и повезут в Тверь отпевать и хоронить. Здесь-то отпевать нельзя, и вздохнул. Когда гроб увезли, Виктор Ильич сказал, что надо помянуть Надежду, и он просит всех поехать в ресторан, стол заказан. Сережина жена застеснялась, но муж шепнул ей что-то, и она пошла с ними. Ольга Николаевна забеспокоилась, успеют ли они забрать Оленьку. Шура ответила, что до четырех времени много, они ненадолго. На улице рядом с черной «Волгой» стоял микроавтобус. Сережа посадил Лидию Борисовну и Виктора Ильича в свою «Волгу», остальные сели в автобус. Через полчаса приехали в тихий арбатский переулок и зашли в большое здание. Вход охранялся, но, увидев Виктора Ильича, им почтительно придержали тяжелую дверь. Пока шли через громадный пустой вестибюль, Сережа сказал, что это закрытая правительственная гостиница для зарубежных гостей и делегаций. Здесь хороший ресторан, там и будут поминать.
Зал был почти пуст, их провели к накрытому столу у окна. На столе было множество деликатесов, но есть не хотелось. Шура положила себе и маме блины и немного икры. Сережа налил женщинам вина, Виктору Ильичу водки, а себе – сок. Лидия Борисовна подняла бокал и опять удивила Шуру, сказав просто и грустно, как им будет не хватать Нади, какой она была хороший и светлый человек. Молча выпили. Виктор Ильич предлагал накладывать закуску и просил Сережу помогать женщинам. Лидия Борисовна вздохнула и сказала, что после Надиной стряпни все это не так вкусно. Вот уж она была мастерица. На до было, конечно, дома поминки устроить, но кто приготовит? Ольга Николаевна спросила, как же теперь с хозяйством, кто будет помогать. Лидия пожала плечами пришлют кого-нибудь, но с Надей-то жизнь прожита была, она Борю вырастила.
