Эти разговоры смущали ее. Несмотря на разницу в возрасте и шутливый тон, Шура чувствовала, что нравится ему не только как интересный собеседник. На столе Дмитрия Ивановича стояли две фотографии. На одной молодая женщина с мальчиком лет пяти. А на другой эта же женщина, но значительно старше. Он вдовец, наверно, женщина на фотографии его жена. А этот мальчик? Сын? Но разговор о его семье не заходил, и спрашивать было неудобно. Хотя сам Дмитрий Иванович задавал вопросы о ее близких, и она рассказала о дочке и маме – вот и вся ее семья. С мужем давно в разводе.
Она приходила к академику два-три раза в неделю, после обеда. С утра Дмитрий Иванович уезжал в Академию или в НИИ, которым руководил. Жил он почти рядом, на Фрунзенской набережной, от ее дома можно пешком дойти. Шуре нравилось общаться с академиком, он напоминал ей Виктора Ильича. Такой же внимательный, заботливый, к тому же очень интересный человек. Работа над архивом и чаепития с разговорами доставляли ей удовольствие, и она жалела о скором окончании этой случайной дружбы. Единственной приятной мыслью было, что больше не придется видеть «милейшую» домоправительницу. Софья Михайловна явно невзлюбила ее, и Шура даже слегка отодвигалась в сторону, когда та разливала чай. Вдруг ошпарит, якобы нечаянно. Кто ее знает? Неприятная женщина. А вообще недолгое общение с академиком как-то согрело ей душу. Даже то, что она слегка нравится ему, было приятно. Дмитрию Ивановичу исполнилось шестьдесят, он рассказывал о своем прошлогоднем юбилее и рассказывал смешно, с юмором. Но пожилым не выглядел. Шуре как-то пришла в голову мысль, что Олег, наверно, будет таким в этом возрасте. Подтянутым, аккуратным и все равно красивым. Есть мужчины, которых возраст не портит. Виктор Ильич был таким. И Олег наверняка станет еще интереснее с возрастом. Появится седина, и это ему пойдет. Шура грустно вздохнула, неужели так никогда не забудется то счастье? А горе? Нет, счастье было больше. Как же это можно забыть!
Но вот все окончательно подготовлено, описано, систематизировано. В музее готовы документы на принятие коллекции и назначен день передачи. Так называемый день благодарности. Ну, а как же не поблагодарить человека за такой подарок! Приглашались журналисты и даже иногда телевизионщики с канала «Культура». Устраивали чай, все скромно, конечно, но празднично. И этот маленький прием прошел очень тепло. Дмитрий Иванович сказал Шуре, что с удовольствием провел два часа среди ее коллег, и предложил довезти до дома. Они ведь почти соседи, а у него служебная машина, зачем же Шурочке мерзнуть на остановках? И ей было приятно внимание академика. А когда водитель остановился у подъезда, Дмитрий Иванович как-то быстро и совсем неожиданно успел выйти первым и открыть заднюю дверь с той стороны, где сидела Шура. И это тоже было приятно, хотя и странно. Она думала, что такая галантность бывает только в кино. Ей, по крайней мере, видеть в обычной жизни не доводилось. Она ездила в машине Олега, но он никогда не торопился выйти первым, чтобы помочь ей. Наоборот, что-то проверял, прятал магнитофон под сиденье, ставил на сигнализацию. И это казалось нормальным. Неуверенно опираясь на руку академика, Шура подумала, что это и есть генетическая память. От тех дворянских предков, которые помогали дамам выйти из коляски. Дмитрий Иванович довел ее до подъезда, поблагодарил за приятный день и спросил, может ли он как-нибудь позвонить, очень жаль прерывать такое интересное знакомство. И смущенная Шура пробормотала, что разумеется, она будет очень рада…
Через неделю он пригласил ее в Большой театр на балет «Анюта». Потом приехал в гости. Как-то очень ненавязчиво и легко попросил познакомить его с мамой и Оленькой. Ольга Николаевна волновалась – такой гость! Шура волновалась еще больше. Только пятнадцатилетняя Оля не видела в этом визите ничего особенного, ну академик – и что? Мама с ним связана по работе, придет в гости, что тут такого? Но Шура тайно мечтала познакомить Дмитрия Ивановича со своей красивой, нежной мамой. Она прекрасно выглядит, никогда не скажешь, что ей пятьдесят восемь. Вот была бы пара! Как хотелось иметь такого заботливого, уверенного, доброго отчима. Да, она немножко нравится ему, но когда он увидит маму то сразу поймет, кто ему нравится на самом деле, недаром они с мамой так похожи. А они почти ровесники.
Дмитрию Ивановичу очень понравились и мама, и Оленька, но предложение он сделал Шуре. Приг ласил ее как-то в воскресенье погулять. Они пошли в Нескучный сад. Было морозно и солнечно. У Шуры замерзли ноги. Теплые сапоги были неприлично старые, и она надела кожаные на каб лучке. Дмитрий Иванович заметил это и пригласил погреться в кафе. Там и попросил стать его женой. Шура растерялась, такого она и вообразить не могла. Но академик просил не торопиться с ответом, обдумать все хорошенько, посоветоваться с мамой – он подождет. После смерти жены Шурочка первая женщина, с которой ему бы хотелось связать свою жизнь. Да, он понимает, что двадцать пять лет разницы в возрасте – это много. Но такие браки тоже бывают очень счастливыми, Шурочка одинока, у нее взрослая дочь, впереди университет, девочку надо ставить на ноги, все это очень тяжело. А он любит Шурочку, хочет заботиться о ней, об Ольге Николаевне. Ужасно, что две милые, нежные, беспомощные женщины и ребенок одни в такое тяжелое неуютное время. И ему хочется защитить их от всех ежедневных проблем и неурядиц. Он тоже очень одинок, с Шурочкой за эти два месяца жизнь совершенно изменилась, стала какой-то радостной, словно сам помолодел. И он точно знает, что Шурочка – именно тот человек, с которым ему будет приятно прожить оставшуюся часть жизни. А он сделает все, чтобы она была счастлива. Шура слушала его и боялась сказать «нет». Неудобно, и не хотелось огорчать этого чудесного, доброго человека. Но и согласиться стать его женой совсем уж нелепо, он ей в отцы годится. Она, стараясь не смотреть на него, обещала подумать.
Ольга Николаевна, услышав новость, тоже растерялась. Как же так, такая разница в возрасте? И потом, Шурочка ведь никаких чувств к нему не питает? Как же замуж тоща? А человек, конечно, прекрасный и симпатичный… Нет, нет, она не может ничего советовать, пусть Шурочка сама решает, ей жить…
А Нелька на сомнения подруги гневно закричала:
– О чем тут думать? С ума, что ли, сошла или каждый день богатые академики делают предложения одиноким женщинам под сорок? Да, черт возьми, тебе так повезло, прямо рождественская сказка какая-то… Попробуй только отказать, я с тобой вообще разговаривать перестану! Шурка, тетеха ты моя, пожалей себя и Ольгу Николаевну. Хоть поживете по-человечески… Что я, не знаю, как вы во всем себе отказываете, чтобы Ольку накормить и одеть? На тебя взглянуть без слез нельзя, в чем ты ходишь! Какие у тебя перспективы? Что, очередь из женихов выстроилась? Господи, да или на нищенскую зарплату существовать, или, как я, мотаться. Руки отнимаются от сумок, с отребьем всяким общаться приходится на рынке. А в холодном контейнере день простоять? Руки не слушаются, когда распаковываешь и запаковываешь товар покупателям. Если бы мне такой человек замуж предложил, все бы бросила и побежала. Да еще и пылинки с него сдувала бы за ту райскую жизнь, что он мне дал. А она сомневается! Вот уж точно – дуракам счастье…
Шура пыталась возразить, что не очень порядочно выходить замуж за человека, которого не любишь. Ну что это, брак по расчету получается? Но Нелька только рукой махнула – если Шурка не последняя дура, то пусть хватается за академика руками и ногами. Какая любовь? Совсем одурела? Жрать нечего, куртка на рыбьем меху, а она про любовь! Это все в молодости хорошо, а сейчас не до любви. Да что-то никакой такой особой любви в Шуркиной жизни она последние пятнадцать лет не замечала. Короче, не о чем и думать!
