Мальчишки – это мальчишки, их проделки принято терпеть, отводить глаза в сторону. Так оно было всегда, так останется и впредь.
В новой жизни подруг у нее было немного. Те, с которыми она познакомилась через мужа, носили забавные прозвища: Мюффан, Триллис, Пюссе или Пирран. Они были из другого мира и по-настоящему звались Модде, Филиппа и Виктория.
Там, где она выросла, детям не давали таких имен.
С детства ее называли не иначе как Нетта. Но новые подруги – жены и сестры приятелей мужа – тотчас окрестили ее Аггис. Что ж, благозвучнее, по крайней мере, чем Мюффан или Пирран, и не так похоже на бандитскую кличку.
Это Пюссе впервые раскрыла ей глаза на неверность мужа.
Пюссе была здоровенной бабищей с вытянутым лицом и крепкими челюстями, делавшими ее похожей на лошадь.
– Не слушай, что болтают люди, – говорила она. – Кто из нас без греха? И у нас есть свои недостатки и слабости, даже если мы не изменяем мужьям. А кто хуже, кто лучше – это еще вопрос.
Она не совсем понимала, о каких недостатках и слабостях говорит Пюссе.
Подруги редко встречались, правильнее будет сказать, не встречались вообще, но на этот раз Пюссе пригласила ее отобедать в ресторане «Рич», что на Биргер-Ярлсгатан в Стокгольме. Как оказалось, эта неслыханная щедрость имела вполне конкретную причину. Пюссе вдоволь насладилась ее унижением и болью.
Когда она позже весь их разговор передала мужу, тот долго смеялся:
– Бабы болтают больше, чем им пристало. Неужели ты этому веришь?
Между тем он ничего не подтвердил и не опроверг.
Тогда она открылась своей подруге Петре.
– Боже мой! – воскликнула та. – Ты имеешь все, о чем мы только мечтаем. И если муж разок-другой сходил налево – что тебе с того?
Действительно, ничего.
Петра и слышать не желала о такого рода проблемах. Возможно, и они относились к числу привилегий, о которых только мечтали женщины ее круга.
Со временем связь с Петрой и Марией почти оборвалась. Петра, правда, присылала ей фотографии на каждое Рождество. На них она была с мужем-столяром и тремя детьми: двумя сыновьями и дочерью. А Марию муж бросил, после того как познакомился с двадцатидвухлетней красавицей. Теперь Мария жила в однокомнатной квартире в таком отдаленном северном пригороде, что из Стокгольма туда надо было добираться в спальном вагоне. У Марии были проблемы со спиртным, доверительно сообщила Петра.
Свекор любил поговорить о пользе честного, самоотверженного труда. Но прибыль от сантехники, которой занимался ее отец, явно не стоила его пота и крови. А ведь он тоже считался человеком успешным и худо-бедно, но кормил семью. Смешно сравнивать его доходы с капиталами Бьёркенстамов, но и ему удалось скопить несколько миллионов. Выходит, деньги деньгам рознь.
В тех редких случаях, когда обе семьи совместно обедали, отец с матерью никогда не сидели за одним столом с родителями мужа. Свекровь приглашала, иногда настойчиво, но они только отводили глаза. Вероятно, потому что так и не овладели искусством нежно чмокать в щечку.
Все шло не так с самого начала, тем не менее она осталась.
Время было до полудня, но она спустилась на кухню и налила себе бокал розового.
Хорошо, когда в холодильнике не переводится запас прохладительных напитков.
* * *
Кафе, где мы с Оскаром Хеландером договорились встретиться, находилось на небольшой центральной площади классического шведского предместья. Выбор тортов, пирожных, бутербродов и булок действительно впечатлял. В другом конце площади стоял супермаркет «Иса», где, судя по рекламным плакатам, торговали в основном игрушками, путевками и лошадьми, а вовсе не продуктами питания, как положено в таких магазинах. Рядом была аптека, которая сегодня не работала, упраздненная за ненадобностью библиотека и парикмахерская, возле которой одиноко курил мужчина азиатской наружности. Из кармана его халата торчали ножницы. Салон назывался «Сигги-Сакс».
Помещение кафе изнутри имело странную форму, не вполне соответствующую, как мне показалось, его предназначению. Не удержавшись, я поделился своими наблюдениями с официанткой. Оказалось, что раньше здесь действительно располагалась почта, которую теперь сделали одним из отделов супермаркета «Иса».
Времени было четверть первого, а Оскар Хеландер не появлялся.
Я вышел на улицу и сел на скамейку. Рядом устроился мужчина, по виду выходец с Ближнего Востока. Он кивнул мне и пожаловался на жару. Я ответил «добрый день» и из вежливости вытер со лба несуществующий пот. Две женщины пересекли площадь и скрылись в помещении «Иса». Через десять минут они появились снова, разгоряченно обсуждая ставки в игре «Харри бой».
Потом возле библиотеки появилось трое подростков: один с гитарой, другой с флейтой и девушка с тамбурином – солистка. Судя по установленной под их ногами табличке, трио было частью проекта «Молодежи – активный летний отдых». С чего им взбрело в голову взяться за «Небо за углом»
[15], осталось для меня загадкой. Должно быть, они разучивали его в школе. Фальшивили они безбожно, но при этом так старались, что мне не потребовалось больше минуты, чтобы узнать песню. Я даже получил некоторое эстетическое удовольствие.
Над площадью низко нависали тучи, стояла жуткая духота. Я встал, прошелся туда-сюда, наконец вернулся в кафе и взял себе кофе.
Ждать Оскара Хеландера явно не имело смысла, поэтому я направился к машине и вбил его адрес в GPS. Мне пришлось проехать еще полкилометра вглубь жилого квартала. Оставив машину на парковке, я подошел к дому, где жил Оскар Хеландер.
Не так уж часто мне приходилось бывать в Хельсингборге, тем более в его спальных районах. В этом преобладали малоквартирные дома с открытыми коридорами, перемежавшиеся многоэтажками в окружении зеленых газонов и хозяйственными постройками.
Мне встретились четыре женщины в платьях до пят, две из них с закрытыми лицами. Такой костюм, насколько мне известно, называется «никаб», и для недругов ислама он что красная тряпка для быка. Хотя мусульманки не носят красного, и из этих три были одеты в черное, и только одна – в белом. Все четыре катили перед собой детские коляски.
На газоне мальчишки гоняли мяч. На двоих были футболки с логотипом клуба «Барселона», еще двое носили майки с портретами, соответственно, Ибрагимовича и Месси.
Оскар Хеландер жил в доме с открытым коридором постройки шестидесятых годов, порядком обветшавшем, но, безусловно, знававшем лучшие времена. Я так и не смог понять, из какой квартиры доносился шлягер «Лассе Стефанц»
[16].
