Один из мужчин прокричал что-то, показывая в мою сторону, но Бьёркенстам даже не повернулся. Он либо не слышал мужчину, либо считал ниже своего достоинства расточать на меня свое драгоценное внимание. Я подозреваю второе. Люди такого сорта всегда относились ко мне предвзято.
– Я слышал, костры этим летом разводить запретили, – неуверенно заметил я.
Я выбрал не самое удачное приветствие – неудивительно, что Бьёркенстам на него не отреагировал.
Он передал канистру мужчине, который только что показывал на меня, достал из кармана коробок и чиркнул спичкой.
Хворост моментально вспыхнул, сучья весело затрещали, и фигуру хозяина заволокло дымом. Отсвет пламени играл на его лице, и мне показалось, что Бьёркенстам улыбается. Стало жарко, и я отступил на несколько шагов от костра, но Бьёркенстам остался на месте.
Наконец он повернулся ко мне:
– Ну и какого черта тебе от меня нужно?
– Меня зовут Харри Свенссон, – представился я. – Я журналист.
– Я не вожусь с газетчиками. – Бьёркенстам ухмыльнулся в сторону своих помощников, и один из них захохотал, хотя, по-видимому, не понял шутки хозяина.
– Я и не предлагаю вам со мной водиться, – отозвался я. – Просто прошу вас ответить на несколько вопросов.
– С какой стати я должен на них отвечать?
– Видите ли, как мне кажется…
– Тебе вообще слишком много кажется, как я погляжу.
Тут я почувствовал, что теряю самообладание: он действительно вывел меня из себя. Бьёркенстам же, что-то крикнув по-немецки своему окружению, развернулся в сторону дома. Он шагал широко, как и тогда, на пляже, задрав подбородок к небу и приоткрыв рот. Я вприпрыжку побежал за ним. Мужчины в комбинезонах остались у костра.
– Видите ли, я расследую одно дело…
– Мне это неинтересно.
– Речь идет о плантациях марихуаны в лесу…
Бьёркенстам остановился и посмотрел мне в глаза. Он был почти одного роста со мной. Сын унаследовал его стать и черты, хотя и проявлял бóльшую склонность к полноте.
– Я слышал, вам есть что рассказать об этом.
Я лебезил перед ним и ненавидел себя за это. Но мне нужно было разговорить его, по крайней мере удержать здесь любой ценой. Хозяин развернулся и, не говоря ни слова, продолжил путь к дому. У подъезда он ткнул пальцем в мой автомобиль:
– Это твой?
– Да.
– Тогда садись, и чтоб духу твоего здесь не было! Или я позову полицию.
– Возможно, это следовало бы сделать мне. Я имею в виду костер на участке.
– Это тебя не касается. Я занимаюсь чем хочу в своих собственных владениях.
Я удивился, как естественно и в то же время весомо прозвучало у него слово «владения». Как будто он один понимал, что это такое.
– Известно, чем вы занимаетесь. Выращиваете травку, не так ли? Все видели фотографии в сегодняшней газете.
– Убирайся ко всем чертям! – Он еще раз показал в сторону машины.
В этот момент парадная дверь распахнулась, и на пороге появилась Вивека Бьёркенстам. Когда же из-за ее спины выскочил джек-расселл-терьер и с радостным лаем устремился ко мне, я окончательно признал в этой женщине ту, что имела обыкновение прогуливаться по утрам в окрестностях Сольвикена. Год назад она застала нас с Бодиль на пляже голыми. Вероятно, поэтому песик так разволновался. Воспоминания о голой Бодиль кого угодно заставят залаять от счастья.
Я присел на корточки.
Собака завиляла хвостом, понюхала и лизнула мою руку.
– Оставь пса в покое! – приказал мне Бьёркенстам.
– Но он сам прибежал ко мне, – оправдывался я, поднимаясь.
– Кто это? – Вивека кивнула на меня.
– Журналист, – пробурчал Бьёркенстам. – Сейчас он уберется отсюда, не волнуйся.
– Отто, ко мне! – позвала фру Бьёркенстам и хлопнула в ладоши.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это относилось к собаке. Никогда не понимал привычки давать животным человеческие имена.
Но Отто ее не слышал.
Он продолжал крутиться у меня под ногами в таком радостном возбуждении, будто хотел со мной поиграть.
– Отто! – попытался образумить его Бьёркенстам.
Грозный окрик подействовал, и пес, поджав хвост, поковылял к лестнице.
Я повернулся к Вивеке Бьёркенстам:
– У меня есть несколько вопросов, но ваш муж не желает со мной разговаривать. Между тем речь пойдет о плантациях марихуаны в лесу…
– Заткнись и исчезни! – перебил меня Эдвард Бьёркенстам.
Я сел в машину и повернул ключ зажигания. Проезжая мимо Эдварда Бьёркенстама, я остановился и опустил стекло:
– Что ж, железнодорожные модели посмотрим в следующий раз.
Бьёркенстам покраснел и выпучил глаза. Рот его приоткрылся сам собой, будто в неосознанной попытке мне ответить, но я уже опустил стекло и выезжал со двора.
Мне показалось, в зеркальце заднего вида гневно сверкнули его глаза.
Фру Бьёркенстам все еще стояла на лестнице и растерянно глядела мне вслед.
Если кто в этом доме и жалел о моем отъезде, то это был Отто. Но что делал он, я не видел.
* * *
Обедать в такую жару не хотелось, поэтому она решила ограничиться мороженым.
Но оно потекло сразу же, как только она взяла стаканчик. Не меньше половины порции, как она ни старалась, уже успело пролиться на землю. Или дело было не в жаре, а в самом мороженом?
Харри Свенссон вышел из машины и, не заметив ее, медленно зашагал в сторону ресторана, где они встречались вот уже несколько раз. На полдороге он остановился и поприветствовал мужчину, которого она видела здесь почти каждый день. Этот точно следил за ней, хотя и старался не подавать виду. На нем были штаны чуть ниже колен, какие обычно носят мастеровые, и майка. И как обычно, он гулял по берегу босиком.
Распрощавшись с мужчиной, Харри окинул взглядом ресторан, потом посмотрел в сторону пирса, пока наконец не встретился с ней глазами:
– Можно к вам?
Она кивнула:
– Только не берите мороженое – оно течет.
На этот раз Харри выглядел взволнованным, совсем не таким, каким она привыкла его видеть. Он уселся, ухватившись руками за скамейку, и вытянул ноги.
– Что-нибудь случилось? – поинтересовалась она.
И тут же вспомнила, что тот же вопрос, слово в слово, сегодня утром задавала мужу.
– Слишком много всего случилось, – ответил Харри. – Куда катится Сольвикен, подумать только…
– Новые времена, – меланхолично заметила она.
