– Может быть, – вздохнул Харри, – но черти старые. Только раньше они сидели каждый в своем углу и не высовывались. Выкручивались, кто как мог. Если были богаты – платили…
Она не понимала, что он имеет в виду. Но что-то подсказывало ей: то, о чем говорит Харри, имеет к ней самое непосредственное отношение. Что это ее жизнь в ближайшее время должна круто измениться.
– Мы только что говорили с Данне, директором порта, то есть он слышал, в Мёлле ожидают русское судно. Должно быть, какой-нибудь русский олигарх решил навестить местного компаньона.
Она чуть не выронила стаканчик с мороженым. Почему было просто не сказать Харри, что она знает, о каком судне говорил капитан? И ей точно известно, что этого русского олигарха зовут Дмитрий Головин, а его шведский компаньон не кто иной, как ее муж.
– У вас мороженое на шортах, – заметил Харри.
– Боже, какая я неуклюжая…
В задумчивости она действительно не заметила, как испачкала мороженым шорты. Она подтерла пятно салфеткой и выбросила и ее, и мороженое в мусорную корзину.
– И уж наверняка он навестит того, кто ездит здесь в джипе с русским номером, – продолжал рассуждать Харри.
Она как раз наклонилась, чтобы вытереть руки о траву под скамейкой, да так и застыла в полусогнутом положении.
– Кого вы имеете в виду?
– Ну, того русского, которому принадлежит это судно.
Она выпрямилась:
– И?
– И машину с русским номером, что вовсю разъезжает сейчас по Сольвикену и его окрестностям. Разве вы ее не встречали? – (Она покачала головой.) – Люди только о ней и говорят. Белый джип с тонированными стеклами. Сам я его не видел, но людей очень интересует, с какой это стати на нем русский номер.
* * *
Если газетную статью можно считать приманкой, то Агнета Бьёркенстам заглотила ее, пожалуй, даже слишком много, едва не подавилась.
Впрочем, она, похоже, прекрасно все понимала, только не знала, что мне отвечать и как вообще реагировать на мои слова. Я же делал вид, будто понятия не имею, кто она такая.
Каждый играл свою партию, и у меня в запасе еще оставалось несколько фишек.
Сколько их было у нее и собиралась ли она вообще их выкладывать?
Мы распрощались, и тут пришла эсэмэска от Юнны.
Она спрашивала, есть ли у меня скайп, и мне пришлось остановиться на парковке близ кемпинга на выезде из Мёлле. Я включил компьютер, отправил ей свой номер и через несколько минут услышал голос, словно доносящийся из-под воды.
– Привет.
Она почти не изменилась.
Короткие светлые волосы, озорные глаза, лукавая улыбка.
– Включи камеру.
– Я не люблю с камерой.
– Включи камеру.
– Я не успел побриться.
– Включи или я исчезаю.
Мне пришлось подчиниться.
– Ты побрился, – укоризненно заметила она.
Потом покачала головой и поджала губы – как это было узнаваемо!
Юнна сидела на кухне перед открытым окном, за которым щебетали птички. Краем глаза я успел увидеть холодильник, морозильную камеру и мойку. А вот присутствия детей я не заметил. Похоже, Юнна была в доме одна. Я воздержался от ненужных вопросов.
– Твое дело требует времени, – сказала Юнна.
– О’кей.
– Но ключик я уже подобрала и вот что тебе скажу. Публичная жизнь Бьёркенстама – верхушка айсберга. Под водой скрыта целая вселенная…
– О’кей, – как дурак, повторял я.
– Он сын Эдварда и Вивеки Бьёркенстамов. Ты знаешь, кто они?
– Знаю, – кивнул я.
– Ты не можешь не знать, потому что они живут в Сольвикене, по крайней мере летом. Это ведь там ты работаешь в ресторане?
– Там.
– Ну, тогда так, – продолжала Юнна. – Дальше не телефонный разговор. Я перешлю тебе все, что нарыла. Распечатаю, отсканирую, а ты почитаешь в спокойной обстановке, идет?
– Идет.
– Что касается драки в Бостаде, об этом в свое время писали местные газеты. Но без имен.
– Да, сейчас это не редкость, – заметил я.
– Обыкновенный пьяный мордобой, с той только разницей, что на этот раз все зашло слишком далеко. Сам кабак – что-то вроде «Пепес будега», каким он был в те времена. Ну, ты знаешь, этот дорогой ресторан в Бостаде. Но об убийстве речи не было.
– Понимаю.
Сам я имел немалый опыт написания репортажей о том, как развлекаются «звезды».
– Драка перешла на улицу. Один человек был убит ударом ноги в голову. Полиция никого так и не арестовала. О детских годах Бьёркенстама тоже есть много интересного. Судя по всему, склонность к насилию он проявлял еще в школе, издевался над одноклассниками. Журналисты и до этого докопались, но тему быстро закрыли.
– Вот как? – От изумления я не знал, что сказать.
– Это только самая малость, здесь уйма всего…
– Юнна, я страшно тебе благодарен. Есть там что-нибудь о его жене, Агнете?
– Да. Похоже, эта птичка залетела в золотую клетку случайно. Дочь сантехника из Худдинге, уж больно она не вписывается в окружение Бьёркенстама. Отца звали… подожди… Лундгрен, Ян-Оке Лундгрен. Его жену – Гун. Агнета их единственный ребенок.
– А у Агнеты и Якоба есть дети?
– Сын Карл, семнадцати лет. Увлекается теннисом.
– Вот как? – повторил я, опешив от неожиданности.
– Вообще они производят впечатление идеальной пары, Бьёркенстам и Агнета.
О своем знакомстве с фру Бьёркенстам и на этот раз я счел благоразумным умолчать.
– А зачем тебе все это надо? – поинтересовалась Юнна.
– Честно говоря, и сам пока не понял.
– В общем, все как обычно. Берешься за дело и ни о чем не подозреваешь, а потом неожиданно всплывает такое… Это все равно что споткнуться о камень на гладкой дороге. И вот уже – бац! – ты выдающийся журналист и увенчан всевозможными лаврами.
– Но мне ни за что не докопаться до такого! – восхищенно заметил я.
– Собственно, ничего сложного в этом нет, – скромно ответила Юнна. – Тоже мне, нейрохирургия…
– Во всяком случае, работа не менее кропотливая.
Я хотел сказать ей, что с этого начинается любой более-менее стоящий журналистский материал. Он словно камень на дороге, о который ты вдруг спотыкаешься. Но вместо этого задал ей следующий вопрос:
– А чем вообще занимается Бьёркенстам? Откуда у него такие деньги? Неужели от родителей?
– Отчасти да, хотя этим вопросом я пока вплотную не занималась. Стартовый капитал, похоже, заработал Эдвард Бьёркенстам. «Заработал» – громко сказано, тем не менее. И Якоб до определенного времени жил на его деньги.
