Бьёркенстам толкнул в бок Лади:
– Сделай же что-нибудь.
Но тот продолжал стоять как вкопанный.
Я понимал его. Ударив женщину с роллатором, да еще и перед фотокамерой, он рисковал предстать перед публикой не в самом выгодном свете.
– Пойдемте. – Я взял ее под руку. – Сможете идти без роллатора, если я буду вас держать?
– Смогу, – кивнула она.
Я взял роллатор в левую руку, подхватил ее правой и медленно пошел к машине. В гавани было не так много народа, но, устраивая ее на пассажирском сиденье, я видел, как человек шесть-семь собрались возле Бьёркенстама.
Дан Фрей тоже поднимался по лестнице от мостков.
Я завел машину и так удачно дал задний ход, что сразу оказался на дороге, включил и выключил мотор и благополучно тронулся с места.
– Меня зовут Харри Свенссон, – представился я женщине. – Вы не очень-то хотели оставаться рядом с ними, как мне показалось?
Женщина тряхнула головой. Был ли это ответ на мой вопрос или реакция на только что произошедшие события, я так и не понял.
– Где вы живете? – спросил я.
– В Энгельхольме.
Трудно было на глаз определить ее возраст, но вблизи она показалась мне гораздо крепче, чем я было подумал. Ее руки, во всяком случае, выглядели на удивление большими и сильными. Она положила их на колени и сцепила пальцы в замок.
– Эльс-Мари Гуннарссон, – представилась женщина.
– Не знаю, с чего начать, но… Вам знаком человек, с которым мы только что встретились в гавани?
– Я прекрасно знаю, кто он, – уверенно ответила она.
– То есть это был заранее просчитанный маневр?
– Я видела его на фотографии в газете, я три раза приезжала сюда автобусом, чтобы его увидеть. Каждый день из Энгельхольма через Йонсторп и Хёганес и оттуда до Мёлле. А потом домой тем же путем.
Я поправил зеркало заднего вида, но не заметил там ни белого джипа, ни мотоциклов. Я остановился возле мотеля «Мёллехэсле кемпинг», на том самом месте, где ждал Бьёркенстама несколько дней назад.
– Теперь меня посадят в тюрьму? – робко спросила женщина.
– Не думаю.
Она продолжала играть пальцами и молчать, как будто о чем-то размышляла.
Ее волосы были совершенно седыми, поверх заправленной в черные брюки блузы надета тонкая светлая куртка.
– Что я наделала! – прошептала вдруг старушка. – Что, если они отнимут у меня роллатор?
– В таком случае мы купим вам новый, – успокоил ее я, и старушка рассеянно кивнула. – Вы кричали «убийца» в гавани? – напомнил я.
– Кричала, – согласилась она.
– Кого именно вы так называли?
– Бьёркенстама. Бьёркенстам – убийца.
Первым делом я, конечно, подумал о драке в ресторане в Бостаде и решил, что старушка имеет какое-то отношение к убитому ударом ноги мужчине. Возможно, она его мать. Но она вдруг сказала:
– Он убил мою дочь. Наверное, с точки зрения закона это не так. Но это из-за Бьёркенстама она лишила себя жизни.
Тут я вспомнил о девушке, про которую рассказывал мне Георг Грип. Якоб Бьёркенстам издевался над ней, изнасиловал, а потом объявил ее же во всем виноватой.
– Я слышал эту историю, но, если не ошибаюсь, ни вы, ни ваша дочь не стали заявлять на Бьёркенстама в полицию?
– Мы должны были это сделать, и я хотела. Но Бьёркенстам-старший предложил уладить дело миром. Мой муж Руне – он давно уже умер – согласился взять у него деньги. Сказал, что для Малин, нашей дочери, они будут полезнее, чем позорное судебное разбирательство.
На последних словах ее до сих пор уверенный голос дрогнул.
– Хорошо, – вздохнул я. – Ну и… – Я не договорил.
Она, по-видимому, догадалась, о чем я собирался ее спросить, но ничего не сказала. Старушка продолжала смотреть на кемпинговую площадку, где дети играли в футбол. Там же группа взрослых тоже перебрасывала друг другу мяч. Пока она молчала, мимо нас успело проехать несколько трейлеров с прицепленными вагончиками.
– Тридцать тысяч, – наконец прошептала она.
– И вы…
– Тридцать тысяч за ее жизнь. Малин была нашим единственным ребенком. Руне так и не смог оправиться.
Я кивнул.
Она перестала крутить пальцами и замерла. Я положил ей руку на колено. Она подняла глаза.
– Разве это цена жизни? – спросила она.
Я покачал головой.
Спустя час Эльс-Мари Гуннарссон сидела за столиком в саду Ларса Берглунда.
К тому времени я успел рассказать ей, кто такой Берглунд, чем он занимается и что я знаю о Бьёркенстаме. Потом мы с бывшим редактором тщательно обсудили, что будем писать и как. Последние фотографии из Мёлле я отослал Бритт-Мари Линдстрём, и сейчас она направлялась в Лербергет, чтобы сделать портретный снимок Эльс-Мари для газеты. После этого она должна была отвезти Эльс-Мари домой в Энгельхольм.
Эльс-Мари было семьдесят два года, но она уже тридцать лет как получала пенсию по инвалидности – что-то с ногами, или с бедрами, или и с тем и другим, я так и не понял. Овдовела она семь лет назад.
* * *
Агнета хотела переодеться, но не могла выйти из спальни, минуя Кочку. Он обязательно спросил бы, зачем ей вдруг понадобилось платье. «Ничего страшного, – подумала она. – Заеду в магазин, никогда не лишне обновить гардероб».
Она нацепила шорты, выбрала пару кроссовок. Босоножки на высоком каблуке бросила в пластиковый пакет вместе с блузкой и бюстгальтером.
Потом попробовала пальцем плойку, положила пакет с вещами на пол и осторожно выглянула за дверь:
– Помогите, горит!
Из одежды на ней не было ничего, кроме шортов, поэтому ошарашенный Кочка уставился на нее во все глаза. Через минуту он уже стоял на пороге.
– В чем дело?
А сам не спускал глаз с ее обнаженной груди.
Когда Агнета бросила ему раскаленную плойку, Кочка поймал ее не глядя: очевидно, принял за фаллоимитатор. Его мобильник полетел на пол. Кочка завопил, упал на колени, отдирая плойку вместе с налипшей кожей. Его глаза расширились. Некоторое время он сидел на полу и беззвучно открывал рот, будто не в силах издать ни звука. Тогда Агнета еще раз схватила плойку и бросила ему в лицо.
– Такие вещи лучше брать в рот, – сказала она.
Кочка закричал не сразу, сначала по комнате распространился запах паленого мяса. Агнета надела майку, перешагнула через корчившееся на полу тело, подхватила пакет и побежала вниз по лестнице. «„Бейлиссу“ можно доверять», – мелькнуло у нее в голове.
Отъехав на некоторое расстояние, она увидела в зеркале заднего вида мужа и его широкоплечего охранника. Оба направлялись к дому. Муж что-то говорил Лади, размахивая руками. На спуске к гавани Агнета повернула вправо и выехала из Мёлле. «Ты еще не знаешь, что за сюрприз ждет тебя дома», – мысленно обратилась она к мужу.
