– Ну, поехали с ветерком Санта-Анны
[6], как говорят в светском обществе, – заносчивым тоном произнесла миссис Улисс С. Грант Слайни, поднимая бокал.
– И здесь твои модные штучки, Анжелина, – умиротворяющим тоном проговорил Улисс С. Грант Слайни. При своем длинном носе и худой шее, торчавшей из воротника, он всегда казался угрюмым.
Анжелина Слайни пожала плечами. Крупные целлулоидные серьги в ее ушах звякнули друг о друга, прикоснувшись к ее коже, пять целлулоидных браслетов звякнули, ударившись об косточку на запястье.
– Тост! – воскликнул Чак Финк. – Нужен тост!
– Ага, сейчас, – промолвил Джереми Слайни, беспомощно замерев на ногах, сгорбившийся, смущенный, широко расставивший ладони с коротким обрубком на месте левого мизинца. – Ну, вот что, я никогда еще… даже не знаю как… я…
– Я скажу за тебя, – проговорил, вскочив с места Чак Финк. Он был не слишком высок ростом; жилет его обтягивал круглое брюшко, а улыбка – круглую физиономию, на которой торчал короткий нос с широкими ноздрями.
– За лучших родителей под всем Господним солнышком, – рассиялся Чак Финк. – Многих, многих и счастливых лет. Да будут они тихими и спокойными на этой старой доброй ферме.
Миссис Юстас Хеннесси толкнула в бок своего мужа, придремавшего над тарелкой с пирогом. Юстас Хеннесси вздрогнул, потянулся одной рукой к бокалу, другой – к одному из усов, механическим движением подкручивая острую тонкую нафабренную стрелку.
И все выпили, кроме Мелиссы.
Миссис Джереми Слайни тихо сидела в тени во главе стола, крохотные ладони ее были сложены на коленях, на бесцветных губах почивало мягкое, не требующее слов вдохновение. Ясное лицо морщинистого херувима светилось под блестящими белыми волосами, прекрасно расчесанными и уложенными желтоватым пучком на затылке. На ней было парадное платье из лоскутов сиреневой тафты, небольшая желтая кружевная шаль, скрепленная лучшей булавкой из тусклого золота.
– Ладно, – проговорила миссис Юстас Хеннесси, – старая добрая ферма и все такое, это очень хорошо, но мне думается, что тебе, Па, нужно что-то сделать с этой дорогой. Скажу честно, едва душу из меня не вытрясло, когда мы подъезжали сюда.
– Ничего, – возразила Анжелина Слайни, – иногда можешь и потерпеть. Видит Бог, ты здесь не часто бываешь.
– Когда мне нужно чье-то мнение, – проговорила миссис Юстас Хеннесси, – я прошу людей высказать его.
– Ладно тебе, Моди, – Юстас Хеннесси зевнул. – Дорога не так уж плоха. Тебе бы поездить по некоторым дорогам, которые случаются в этих местах.
Юстас Хеннесси работал коммивояжером косметического концерна.
– Некоторым людям приходится ездить, – высказалась миссис Чак Финк, – а некоторым не приходится. Вот так.
У Чака Финка было собственное дело – ночной ресторанчик на Саут-Мэйн-стрит, называвшийся «У Чака», с восемью высокими табуретами у стойки и электрической кофеваркой.
– Что ты, что ты, Флобель, – заторопился Джереми Слайни, ощутив опасность, – все мы делаем то, что можем, как позволяет Бог.
Когда со стола убрали и все уселись кружком на старых потертых креслах, глядя в окна, за которыми высокие серые травы негромко терлись о подоконник; когда Джереми Слайни раскурил свою трубку, Юстас Хеннесси – сигару, Анжелина Слайни – сигарету под испепеляющими взглядами сестер мужа, и Мелисса с таинственным видом исчезла на кухне, миссис Джереми Слайни умиротворенно вздохнула и застенчивым голосом проговорила, нервно сплетая и расплетая маленькие пальцы:
– Кстати, a как насчет закладной… послезавтра как раз срок?
Наступило мертвое молчание.
– Интересно, сколько же народа носится по горам в нынешние времена, – заметил Чак Финк, разглядывая дальние лучи фар, – и это в такое позднее время. Тем более что в горах.
– Если мы не заплатим, у нас отберут дом. Банк, который давал залог, – проговорила миссис Джереми Слайни.
– Трудные времена настали, – проговорила миссис Юстас Хеннесси. – У каждого из нас свои беды.
– Если… жаль будет потерять этот старый дом, – усмехнулся Джереми. Выцветшие голубые глаза его моргнули под влажной, чуть беловатой пленкой. На благородном старом лице его появилась неуверенная улыбка.
– Каждый из нас должен нести свой крест, – вздохнула миссис Юстас Хеннесси. – Времена теперь не такие, как прежде. Вот если взять нас, к примеру. Надо подумать о будущем Мелиссы. В наши дни девушка должна кое-чем располагать, чтобы выйти замуж. Мужчины теперь привередливы. Другое дело люди, у которых есть собственное дело.
– У Чака-младшего коклюш, – заторопилась миссис Чак Финк, – и доктор выставляет нам жуткие счета. Мы никак не можем вылезти из долгов. Но, может быть, что-то скажут люди, так и не познавшие родительских радостей.
Она с возмущением посмотрела на Анжелину Слайни. Та передернула плечами, серьги ее звякнули.
– Хорошо, что некоторым людям не приходится щениться каждые девять месяцев, – мрачным тоном проговорил Улисс С. Грант Слайни. – Человек имеет возможность подумать о своем будущем. Каким, скажите, образом я сумею купить собственную мясную лавку? Или вы думаете, что я намереваюсь весь остаток своей жизни кроить гамбургеры на чужого дядю?
– Мы прожили в этом доме пятьдесят лет, – проговорила миссис Джереми Слайни и тихо вздохнула. – О боже! Что теперь с нами будет?
– При том, как несутся куры, – вздохнул Джереми Слайни, – и том, что осталось от цены за последнюю корову, которую нам пришлось продать… нам не хватает денег, чтобы внести залог. – Он усмехнулся. Он всегда усмехался, когда говорил, производя неуверенный какой-то смешок, скорее похожий на стон.
– О боже! – снова вздохнула миссис Джереми Слайни. – Значит, нас тогда ждет богадельня.
– Трудные сейчас времена, – еще раз пожаловалась миссис Юстас Хеннесси.
Снова настало молчание.
– Ну что ж, – проговорил Чак Финк, с шумом вставая, – смотрю, а уже одиннадцатый час, да еще до дома придется ехать двадцать миль. Так что пора ехать, Флобель. Пора и в постельку. Завтра надо рано вставать. Только ранняя пташка склевывает старые добрые пятачки.
– И нам тоже пора, – сказала миссис Юстас Хеннесси, поднимаясь. – Мелисса! Куда подевалась эта девица? Мелисса!
Та вышла на зов из кухни, несколько раскрасневшись под прыщами.
У дверей начались поцелуи и рукопожатия.
– А теперь, Ма, ложись спать, – проговорила миссис Чак Финк. – И не засиживайся допоздна со своими тревогами.
– Ну ладно, люди, пока, – проговорил Чак Финк, забираясь в свою машину. – Радуйтесь и улыбайтесь. Самый темный час сменяется серебряной зарей.
Миссис Юстас Хеннесси несколько удивилась тому, что Мелисса как-то неуверенно садилась в машину и как будто бы не сразу нащупала дверь.
