Возможно, мне удалось бы догнать извращенца и как следует его отметелить, дабы впредь неповадно было пугать по ночам детей и женщин, но там, в темном подъезде осталась одна беззащитная девушка. Я не был уверен, что маньяк действует в одиночку, потому прекратил преследование и вернулся.
P.S. Если вдруг эта ошибка природы читает мою статью, то пусть знает, что при следующей встрече я непременно переломаю ему руки и ноги. После чего сдам в полицию, заявив, будто нашел извращенца в таком состоянии.
рosttrahtum, специально для Осколкома.
– 27 -
Марат Сартыков вынул из чашки чайный пакетик, опустил его в ложку и, обмотав вокруг прикрепленной к нему ниткой, тщательно отжал все до капли. После чего завернул пакетик в обертку от нана и, прищурив левый глаз, ловко забросил в стоявшую у дверей мусорную корзину.
Раньше та стояла под столом, но однажды в одном импортном боевике Марат увидел как герой полицейский ловко метает скомканные бумажки в корзину, стоявшую в другом конце кабинета, именно у дверей. С тех пор корзина в кабинете участкового сменила местоположения, а на столе и в шкафу началась катастрофическая нехватка бумаги. Неоценимую помощь в этом кабинетном виде спорта участковому оказывали торговые центры «Карусель», «М-Видео» и «Эльдорадо», а так же другие распространители бумажной рекламы. Каждое утро, направляясь на работу, Сартыков спускался на лифте до второго этажа и дальше шел пешком, собирая попутно торчащую из почтовых ящиков рекламу.
Лифтерша тетя Надя, на добровольной основе прибирающаяся в его кабинете, как-то поинтересовалась, зачем он каждый день комкает такое количество бумаги? Пришлось ответить что-то неопределенное про ежедневные следственные эксперименты.
Шумно втянув ноздрями густой аромат бергамота, исходящий из чашки горячего чая, Марат с наслаждением откусил большой кусок свежего нана, с удовлетворением ощутив на зубах ягодки изюма, которого оказалось вполне приличное количество.
Вдруг дверь без предварительного стука распахнулась, и на пороге нарисовался вечно улыбающийся розовощекий опер Сашка Попов.
– Привет, старлей! – гаркнул гость как обычно громким голосом. – Про своего коллегу уже слышал?
– От старлея слышу, – недовольно пробурчал Марат, спешно прожевав лакомый кусочек. После чего сделал глоток горячего напитка и, поняв, что насладиться чаепитием не получится, отставил кружку, открыл верхний ящик стола, положил в него надкушенный нан. Только после этого обратился к оседлавшему стул оперу: – Про какого коллегу?
– Про Шукалова Володьку, – пояснил Сашка, глядя на то место, где только что лежал нан. – Чаем ты меня конечно не угостишь?
– У меня только одна кружка, – привычно ответил Сартыков. Когда уже до этих оперов дойдет, что он здесь находится один, а потому ему вовсе незачем держать в кабинете целые чайные сервизы. Вот если бы кто из них зашел с бутылочкой коньяка, или какого другого благородного напитка, как это делает Армэн, хлопоча за своих торгашей, то для такого случая у участкового всегда нашлась бы пара стопочек, и даже пара хрустальных коньячных бокалов. Но ожидать подобного от диких оперов не приходилось. Одно слово – русские. – А что с Володькой случилось?
– Не слышал, значит, еще? Метеоритом его прибило.
– Каким еще метеоритом? – изумленно поднял брови Марат. – Насмерть?
– Железорудным, – пояснил Сашка и принялся раскачиваться на стуле. – Не насмерть. Только багажник пробило почти насквозь.
– Какой, на хрен к Аллаху, багажник?
– Это точно. Багажник теперь только на хрен к Аллаху и сгодится, гы, – осклабился Попов, продолжая раскачиваться на стуле, ножки которого уже начали жалобно поскрипывать.
– Да не ломай ты стул! – не выдержал участковый. – Посетителям не на чем сидеть будет.
– Ну, ты для своего кормильца Армэна мог бы и кожаное кресло купить…
– Так! – хлопнул ладошкой по столу Марат. – Ты зачем пришел? Мне лясы-балясы точить некогда. У меня вон дел невпроворот, – в доказательство он указал на кипу свежей рекламной макулатуры. Заметив удивленный взгляд опера, поспешно убрал разноцветные газетенки в открытый сейф, а на их место выложил рабочие папки.
– Я, собственно, зашел узнать про тех странных бомжей. Ты к ним не наведывался?
– Э-э, Саш, ну зачем мне эти вонючие бомжи, а? У меня что, своих забот не хватает? – Марат снова указал на выложенные на стол папки. – Вот Сидякин выйдет с больничного – пусть со своими бомжами и разбирается. Его участок – его проблемы.
– Да не скоро Сидякин выйдет. Ты же знаешь. Он после своего аппендицита сразу в санаторий укатит. Ему Ленка уже путевку оформила. Так что, коль уж тебе шефство над территорий товарища поручили, пойдем проверим этот бомжатник, – хлопнув себя по коленкам, опер поднялся. – А то у меня тоже дел не менее твоего. А то и поболее.
– Дались тебе эти вонючки, – Сартыков тоскливо посмотрел на остывающий чай и тоже поднялся. – Ну, пойдем. Что-то и вправду странные вещи про них местная шантрапа рассказывает. Как бы каких неприятностей не случилось.
Покинув район девятиэтажек, два старлея миновали Ямскую слободу и вышли к заросшему берегу Оскольца.
– Ну и где их тут искать? – вопросил Марат, оглядываясь вокруг.
– Щас у кого-нить спросим. Эй, сударь, можно вас на минутку? – Попов окликнул бредущего в их сторону мужичка. Мужик явно принял приличную дозу спиртного и, включив автопилот, дефилировал вдоль крайней улицы. Одет он был в серый клетчатый пиджак на голое тело и спортивные штаны с нещадно вытянутыми коленками. Розовые резиновые сланцы, надетые на черные носки и стильно отделяющие большие пальцы ног, звонко шлепали задниками по дороге.
Услышав окрик, мужик поднял мутный взгляд на полицейских и остановился. По его взгляду было отчетливо видно, что он пытается поймать какую-то мысль, но та постоянно ускользает.
Сартыков, окинув взглядом аборигена, презрительно сморщился, а опер спросил:
– Сударь, вы кто?
– Я, – ответил сударь и икнул.
– Ясно, – удовлетворился ответом Александр. – Позвольте узнать, где вы проживаете?
Мужик долгих полминуты смотрел на опера, затем повернулся и махнул рукой в ту сторону, откуда пришел:
– Там. Ик…
– Ясно. А куда направляетесь?
К этому вопросу абориген явно не был готов. Он озадаченно бросил мутный взгляд окрест. В это время распахнулась калитка ближайшего двора, и на улицу вышел, судя по внешнему виду, идейный брат аборигена – тщедушный красноносый мужичок в точно таких же вытянутоколенчатых спортивных штанах. Правда он был голый по пояс и на черные носки были одеты не сланцы, а светло-голубые сандалии.
