– Вот именно! – Я вытерла щеку и подняла указательный палец. – Все действительно сложилось слишком идеально. Мы встретились не просто так. Это должно было случиться.
Лицо Тэйлора вытянулось. Он встал:
– Значит, ты не шутишь? Ты действительно хочешь сказать, что Олив – твоя дочь?
– А ты ее не видел? Федра говорит, она вылитая я. Посмотри на меня, на нее, на Шейна с Лайзой и сравни.
Тэйлор задумался, уставясь в пол. Потом поднял глаза.
– Да, она на тебя похожа. Те же глаза, волосы, нос и губы. Только подбородок другой.
– Отцовский, – невесело усмехнулась я.
Тэйлор моргнул, попытавшись переварить то, что я сказала.
– Тогда как же фотографии?
– Снимки сделаны прямо за дверью моей палаты. Сходи и посмотри: Лайза наверняка не в больничной пижаме. Могу отвезти тебя в тот роддом: Сент-Фрэнсис, он в Спрингсе. Фотографии новорожденной Олив могут быть только оттуда.
– Я тебе не то что не верю… – протянул Тэйлор, потирая шею, – но ведь… я сам привез тебя сюда. И ты хочешь нарушить жизнь этих людей? Я считаю, что так нельзя.
Я покачала головой:
– Не собираюсь ничего нарушать.
– Ты знаешь, как я к тебе отношусь. По крайней мере, должна знать. Я сделаю для тебя что угодно. Мне трудно сейчас найти подходящие слова, но… – Тэйлор содрогнулся, – это так… – он отвел взгляд, и его голос оборвался. – Мы не можем с ними так поступить.
– Я с тобой согласна. И не хочу причинять им боль.
– Тогда в чем же состоит твой план? – спросил Тэйлор, помолчав. – Думаю, Олив не знает, что ее удочерили. Ты же не собираешься…
– Нет. – Я сделала глубокий вдох: – Родители внушили мне, что у меня нет выбора. Я жила с тем решением, которое тогда приняла, и буду жить так всегда. Даже теперь, когда я оказалась в соседнем доме. Я знаю: она уже перенесла одну утрату. И не хочу, чтобы мир перевернулся для нее во второй раз.
У Тэйлора было такое лицо, будто его ударили в живот.
– Тебя заставили от нее отказаться?
– Я не говорила родителям, что беременна. Скрывала это, пока Блер не нашла меня в ванной. Я стояла на четвереньках, вся в поту. Уже начались схватки. Мне еще не исполнилось и восемнадцати.
Представив себе эту картину, Тэйлор беспокойно заерзал.
– Мать услышала в моей комнате шум. Пришла и отвезла меня в больницу. – Я поднесла пальцы к губам. – Когда Олив родилась, мне дали на размышления всего несколько часов. Родители сказали, что я потеряю все, если не отдам ребенка. А мне хотелось учиться и делать карьеру, хотелось, чтобы они мной гордились.
Несколько секунд я не могла говорить. Потом, справившись с удушьем, продолжила:
– Я поверила, что поставить подпись – это выход. Я не понимала, от чего отказываюсь.
– Как твои родители могли навязать тебе такое решение? Фэйлин, это же зверство!
Я сглотнула, чтобы не зарыдать.
– Меня отправили в колледж. Когда у тебя никто не жужжит постоянно над ухом, думается лучше. И я поняла, что ошиблась, но было уже поздно. Олив не заслужила второй разлуки с мамой. Вскоре после начала учебы я заболела. Первое время надеялась, что это просто стресс. Но летом, когда я приехала из Дартмута домой, Блер пошла со мной к врачу. Оказалось, у меня эндометриоз. Так я наказана за мою ошибку.
Тэйлор тряхнул головой:
– Что это значит?
– У меня больше не может быть детей.
Он опустил глаза и задумался.
– Я ушла от родителей, потому что в их доме меня окружал комфорт, который они мне пообещали. Но теперь я ничего такого не хотела. Все, что я у них принимала, стало казаться мне запятнанным. Как будто я продавала своего ребенка.
Тэйлор протянул ко мне руку, но я отстранилась.
– Теперь я мечтаю только видеть Олив. Я не могу растить ее – с этим я смирилась, – но могу хотя бы остаться в ее памяти. Иногда мне нигде, кроме как там, не хочется жить.
Тэйлор покачал головой:
– Неудивительно.
– Что неудивительно? – спросила я, вытирая лицо рукавом.
– Что ты так ненавидишь родителей.
– Себя я ненавижу еще больше.
Я до конца не понимала этого, пока не сказала вслух.
Тэйлор напряг челюсти:
– Даже не представляю себе, каким одиноким должен чувствовать себя человек, чтобы он поверил, что вынужден расстаться с собственным ребенком.
Я неподвижно смотрела перед собой, блуждая в воспоминаниях:
– Мне дали подержать Олив всего несколько секунд. Все ее тельце помещалось у меня в ладонях. – Я показала Тэйлору, какая она была крошечная. – Я плакала сильнее, чем она. Я уже ее любила и знала, что мы навсегда расстаемся. Уильям в палату не вошел. Блер его звала, но он остался в коридоре. Не захотел даже взглянуть на внучку, которая могла сорвать его предвыборную кампанию. – Я усмехнулась: – А ведь она была младенцем! Просто младенцем! Когда я плакала над ней, Блер шепнула мне на ухо – осторожно, чтобы медсестры не слышали: «Если ты ее любишь, ты должна пойти ради нее на эту жертву». Может, она была и права. Олив счастлива с Шейном и Лайзой.
– Да, ей с ними хорошо.
– И я приняла такое решение. Хотя могла заботиться о ней сама. Мне пришлось бы нелегко, но я была бы с ней, а она со мной. – Я всхлипнула: – Из меня получилась бы хорошая мама.
– Нет, – сказал Тэйлор. – Не «получилась бы». Ты и есть хорошая мама.
Подняв взгляд, я посмотрела на этого человека по-новому. И увидела себя его глазами. Женщина, которая сидела перед ним, уже не была отвратительна. Более пяти лет я пыталась собрать себя по кускам и склеить, а ему удалось сделать это за каких-нибудь несколько недель.
– Остановись, – сказала я.
– О чем ты? – напрягся он.
– Я… – заранее наказывая себя за то, что собиралась сказать, я больно прикусила губу, – я размазня, я ничто, я иду в никуда.
– Ты со мной, верно? – Тэйлор приподнял уголок рта. – Значит, все-таки идешь куда-то.
– Тебе не нужна такая женщина, – прошептала я, – которая отдала своего ребенка ради материальных благ.
– Ты не права. Еще ничто в жизни не было мне так нужно, как ты.
Я положила голову ему на грудь и, разрыдавшись, затряслась всем телом. Тэйлор обнял меня. Чем сильнее я плакала, тем крепче он прижимал меня к себе. Он целовал мои волосы и шептал слова утешения, пытаясь унять мою боль. Когда я утихла, он сказал:
– Мы здесь, в Эйкинсе. И что-нибудь придумаем. – Я сделала глубокий вдох и словно растаяла в руках Тэйлора. – По-моему, очевидно, что ты мне не просто нужна, – сказал он, усмехнувшись. – Я без тебя не могу. А это уже называется «жизненная необходимость».
