За темным окном гулял сырой ветер. В двухстах метрах от этого проклятого дома в теплой и светлой комнате резались в карты его товарищи, не подозревая, что сейчас старшина Косихин доживает последние минуты.
Вдруг он почувствовал, как в бок, разрывая кожу, вонзилось острие ножа. Косихин инстинктивно рванулся вперед, но Акрам схватил его сзади за остатки волос и припечатал обратно к стулу.
Все. Звать на помощь и сопротивляться было бесполезно, да и не было сил.
Нож поднимался все выше, подбираясь к шее. Рука Акрама продолжала удерживать голову старшины в запрокинутом положении. Обезумевший от страха Косихин увидел оскаленный рот своего палача с желтыми прокуренными зубами и остекленевшие глаза, лишенные малейшего проблеска человеческого сострадания.
Тем временем лезвие ножа замерло на шее Василия. Один взмах рукой – и он повалится к ногам чеченца с перерезанным горлом.
Внезапно сильный удар сбросил Косихина со стула. Он упал вниз лицом, подтянул колени к животу и затих в ожидании продолжения экзекуции. Только содрогавшиеся от беззвучных рыданий плечи выдавали в нем живого человека.
Акрам сказал что-то фотографу. Тот поднял с пола одежду Косихина, тщательно проверил карманы и брезгливо бросил ее лежащему пленнику.
– Одевайся! – приказал Акрам.
Василий посмотрел на него ничего не понимающим мутным взглядом. Он не верил в отсрочку казни.
– Не станем поганить твоей кровью квартиру. Тебя в другом месте кончат, – пояснил Акрам, усаживаясь на стул.
Трясущимися руками Косихин натянул на себя трусы, брюки и куртку.
Акрам медленно вынул из кармана сигареты, прикурил и выпустил дым в лицо стоявшему перед ним милиционеру. Затем немного подумал и протянул сигарету Василию.
Курили молча: Акрам – сидя на стуле, Василий – стоя рядом с чеченцем.
Акрам ни о чем не спрашивал Косихина, давая ему возможность насладиться табачным дымком, заново ощутить, как хороша и прекрасна жизнь. Из принесенной Хафизой бутылки он налил себе в высокий бокал коньяк и, не торопясь, стал пить маленькими глотками.
Он был удовлетворен. Он видел, что в душе Косихина произошел надлом, еще одно усилие, и милиционер станет податливым, как пластилин.
– Для тебя много чести – умереть геройской смертью, – наконец заговорил Акрам. – Если мы тебя убьем и выбросим на улицу, ты получишь орден, как погибший за свою вонючую Россию. Спрячем труп – тебя объявят без вести пропавшим со всеми вытекающими последствиями, за такого подлеца семье пенсию назначат. Нам кажется, будет справедливо, если ты сдохнешь, как преступник. А?
Акрам говорил спокойно, словно беседовал с закадычным другом, а не выносил смертный приговор. Голос его доносился до слуха Косихина как бы издалека.
– Хафиза, ты написала заявление об изнасиловании? – спросил он.
Сообщница подала ему сложенный пополам тетрадный листок с заявлением, написанным накануне под диктовку Акрама. Чеченец взял лист и бегло пробежал глазами по ровным строчкам.
– Все было так, как здесь изложено?
– Все было именно так, – поспешила заверить его Хафиза. – Он силой хотел меня опозорить, но, слава аллаху, не успел сделать свое подлое дело благодаря вам. Взгляни…
Она распахнула ворот халата. На груди красовались свежие ярко-красные кровоточащие царапины. Когда только успела, артистка?
– Понятно, – кивнул Акрам. – До утра ты, Косихин, из дома не выйдешь. Сейчас пригласим твоего командира и объясним ситуацию. Думаю, этих фотографий ему и прокурору будет достаточно, чтобы поверить заявлению Хафизы. С рассветом отправим тебя в райцентр. Но я сомневаюсь, что ты доживешь до суда, ни один русский, попавший в чеченскую тюрьму, перед судом не предстал. Веришь?
Косихин молчал, лихорадочно соображая и отыскивая выход из тупика, но в голове было пусто.
– Тебя зарежут в камере, – продолжал накалять обстановку Акрам, доводя Косихина до панического исступления. – Никто из твоих командиров пальцем не пошевелит, чтобы побеспокоиться о твоем освобождении. Кому ты нужен? В России своих преступников хватает, в твоей стране каждый второй имеет судимость. Для чего им еще один? Заботясь о чести мундира, спишут тебя в расход, и все дела. Им так выгодно, преступников не награждают, даже посмертно, да и семье преступника помощь от государства будет минимальной. Верно?
Косихин понимал, что чеченец говорит правду. Все обернулось против него: в условиях творившегося в стране бардака и хаоса о нем забудут завтра же, бросят на произвол судьбы. Кто такой Косихин в такой ситуации? Преступник. Насильник. А раз так – поделом ему, балбесу, не оправдавшему доверия начальства. Ату его, ату! Не имеет он права на будущее. Приказ об увольнении, личное дело – в архив.
– У тебя дети есть? – расслышал он вопрос Акрама.
– Два сына, – ответил Василий.
– Значит, ты их больше не увидишь, как и жену. Жить хочешь, Василий?
Голос Акрама помягчел, в нем появились нотки сострадания.
– Я спрашиваю, жить хочется? – повторил он вопрос.
Косихин судорожно проглотил слюну.
– Хочу. Домой хочу, к жене и детям, – выдавил он.
– Ишь, как запел, – в уставшем голосе Акрама вновь зазвенел металл. – О наших детях и женах ты думал, когда сюда ехал? Мы вас к себе не приглашали. В общем, готовься…
Акрам пальцем поманил Фотографа и на русском языке отдал приказание:
– Сходи на заставу и пригласи их командира. Чтобы не подстрелили – иди открыто и свети перед собой фонарем.
– Ясно, – ответил Фотограф, но исполнять распоряжение не спешил.
Теперь, когда смерть отступила, жажда жизни вновь охватила Косихина. Что-то подсказывало ему, что необходимо действовать, попытаться договориться с бандитами и любой ценой вырваться из западни.
Будто прочитав его мысли, Акрам что-то сказал своим подчиненным. Все покинули гостиную, главарь и милиционер остались одни.
Акрам засунул руку во внутренний карман куртки, доставая зажигалку, и незаметно нажал на клавишу миниатюрного диктофона. Он придвинул к себе стул и показал на него Косихину. Чувствуя, что сейчас что-то должно произойти, Василий осторожно сел, ожидая подвоха со стороны чеченца.
– Ты можешь сохранить себе жизнь, если окажешь нам посильную помощь, – с улыбкой на лице произнес Акрам. – Сразу скажу, что убивать никого не надо, ты на такое неспособен. У нас есть кому выполнять подобные приказы. Согласен?
Отогнув рукав, он снял с запястья часы и положил их на край стола.
– В твоем распоряжении ровно три минуты. Решай сам: небольшая услуга, о которой никто никогда не узнает, или камера, откуда для тебя единственный путь – с позором в могилу. За оказанную помощь расчет, естественно, в долларах. Выбирай, время пошло.