В центре стола поставили стакан с водкой, прикрыли его ломтем черного хлеба. Непонятно, день рождения или поминки, но так решило большинство, значит – законно.
– Комиссар, говори речь, – перекрывая гвалт, рявкнул Портос. – Жрать хочется. А выпить еще больше.
Новиков поднялся из-за стола. Шум стих.
Выдержав паузу, комиссар произнес:
– Ребята, красиво и длинно говорить сейчас не стоит. Предлагаю выпить за нашего товарища и друга, майора Сергея Ратникова. Известно, что ему пришлось испытать в плену, напоминать не буду и другим не советую. Давайте поднимем бокалы за то, что он нашел в себе силы бороться до конца, сражаться и победить. За то, что не уронил он офицерской чести, не позволил бандитам растоптать ее грязными башмаками. Давайте, ребята, выпьем за Серегу.
Стоя опрокинули рюмки.
Накинулись на закуску, дружно заработали челюстями. Не успели заморить червячка, как Портос налил по второй.
– Не гони лошадей, – возмутился было Бача, но Ремнев строго посмотрел на него.
– А-а, – догадался Бача. – Между первой и второй – чтобы пуля не пролетела?
– Правильно. Хвалю, – усмехнулся Портос в пушистые, цвета ржаной соломы, усы.
Снова тонко звякнули рюмки.
Огурец. Картошка. Селедка. Не возбраняется в обратном порядке. Можно с прослойкой в виде сыра-колбасы. Устоявшийся ритуал. Неизменный от Камчатки до Калининграда.
Когда разговор за столом снова начал набирать силу, встал Ратников.
Он постучал вилкой по кувшину с компотом. Воцарилась тишина.
– Ребята, третий тост, – негромко произнес Сергей.
Святой третий тост…
Стоя. Молча. За тех, кто не дожил до этой минуты. Выпили. Тихо поставили рюмки на стол. Осторожно присели на стулья, стараясь не шуметь. Закусывать не спешили.
В наступившей тишине трель дверного звонка показалась оглушительно громкой.
– Я открою, – сказал Сергей, покидая застолье.
Он вышел в прихожую, распахнул дверь, и его буквально бросило на дверной косяк.
Не от удара. От неожиданности. От захлестнувшего счастья.
На пороге стояла Ксана, обнимая за плечи мальчугана, удивительно похожего на хозяина квартиры. Вылитый Сережка Ратников двадцатипятилетней давности.
Радость, как и беда, одна не приходит – из-за спины Оксаны выглядывала довольная физиономия Маркова.
– Не верю! – воскликнул Сергей, схватил всех троих в охапку и увлек за собой в прихожую.
Прижав к себе сына, он не решался отпустить его. Боялся, что все исчезнет, растает как дым, стоит ему разомкнуть объятия.
– Здравствуй, сын.
– Здравствуй… папа. Я помню тебя.
Наивная детская ложь из уст Пашки прозвучала для Сергея волшебной музыкой.
– Я ждал вас.
Взгляды Сергея и Ксаны встретились, и он заметил блеснувшие на ее глазах слезинки.
– Капитан, – ткнул его в бок Марков. – Гостей будешь принимать или тут продержишь до утра? Может, мы не вовремя?
– Сейчас, Игорек, сейчас.
Над столом стелился сигаретный дым. Бача в своем амплуа – дымит как паровоз. Сколько раз просил его смолить на кухне. Да ладно, черт с ним, на радостях прощаю.
Из всех сидевших за столом Оксана знала в лицо одного только Новикова, да смутно, по той апрельской ночи припоминала Громилу.
Ратников представил гостей:
– Как говорится, прошу любить и жаловать. Жена. Сын. Игорь Марков.
Фамилия механика-водителя была у всех на слуху. Все его знали по рассказам Сергея.
Присутствующие по очереди поднимались, здоровались, сопровождая рукопожатие крепким объятием. По закону воинского 6ратства. Преклоняясь перед совершенным подвигом. За спасение их командира. За то, что выжил сам.
Горластый Бача бесцеремонно освободил место за столом для гостей. Выпили еще по одной.
Сергей одной ладонью накрыл руку Пашки, другой – руку Оксаны. Он постоянно ловил на себе ее счастливый взгляд, но – с легкой тенью беспокойства.
– Что с тобой, Ксана? – наклонившись к жене, спросил Ратников.
– В вашем отряде был боец по фамилии Косихин?
Сергей кивнул.
Откуда она знает Косихина? Он точно помнил, что эта фамилия Оксане была неизвестна.
– Поговорить надо, Сережа, – прошептала Оксана и вышла в прихожую. Там она раскрыла свою дорожную сумку и достала небольшой бумажный пакет.
Уединились в спальне. Сергей плотно прикрыл за собой дверь, потянулся к Оксане, чтобы поцеловать, но она неожиданно отстранилась от него.
– Сергей, я знаю виновника гибели ваших милиционеров и бойцов из полка. У вас был предатель и у меня есть доказательства.
– Кто он?
– Косихин.
– Не может быть!
– Ты сам убедишься, когда выслушаешь меня. Помнишь, тогда, в бронетранспортере ты отдал мне портфель с деньгами. В Моздоке я обнаружила внутри портфеля кармашек на «молнии», а в нем – вот этот пакет.
Оксана передала пакет Сергею.
– Здесь фотографии и магнитофонная кассета. Сама не знаю, почему я не выбросила их вместе с портфелем. Фотоснимки гадкие, а кассета – еще гаже. Дома еще раз просмотрела фотографии, прослушала пленку, и мне стало страшно. Страшно, что натворила эта сволочь.
Сергей достал из пакета фотоснимки. Хафиза. Бесстыдно голый Косихин. Рядом с ним – чеченец, которого Сергей застрелил тогда в «Форде».
– Это Акрам, – пояснила Оксана. – Он часто бывал у Азиза. Акрам и Хафиза завербовали Косихина. Чтобы все понять, нужно прослушать пленку. У тебя есть магнитофон?
Когда Ратников и Оксана вернулись в гостиную, ребята уже собирались расходиться по домам.
– Так, теперь на посошок и гуд-бай, бэби, – засуетился Бача. – Мы люди не глупые, понимаем, что к чему, когда приезжает жена. Игорь сегодня ночует у меня, у него месячный отпуск.
– Отставить, – устало скомандовал Ратников. – Все отставить. Посошок подождет. Прощание тоже откладывается на неопределенное время. Такие вот дела, хлопцы…
Фотографии пошли по кругу.
– Ба! – удивился Портос. – Да это же Косой! И Хафиза! Чудны дела твои, Господи.
– Бача, поставь кассету, – попросил Сергей.
– Танцы?
– Сумасшедшая пляска смерти, – загадочно ответил Ратников.
В напряженной звонкой тишине слышались голоса из недалекого прошлого. Ласковая Хафиза. Коварный Акрам. Агрессивный Вахит. Косихин… Растерянный… Испуганный… Сломленный… Поверженный…
В углу на диване скрипел зубами и беззвучно плакал Игорь Марков, рассматривая свою изуродованную руку с обрубком указательного пальца.
