– Ну что ж, – с обреченной улыбкой кивнул Матвеев, – пусть будет, что будет. Утром все подробности обсудим.
– Да ты смеешься, дядя Коля?! – гневно взвилась Анюта. – Какое утром? Нынче ночью надо сделать то, что Митя предлагает! Неужели не понимаешь? Прошлую ночь упустили, так Гедеон со товарищи вам еще одни сутки у судьбы выторговал. Не иначе, сам Саровский Святой его надоумил. Но больше такой удачи не будет! Упустите ее – уже не поймаете!
Мы с Матвеевым невольно переглянулись. Нам и в голову не приходило то, о чем сразу догадалась Анюта: ее брат пошел на самопожертвование не только от отчаяния, но отчасти и для того, чтобы исправить свою и Матвеева ошибку, дать мне понять: он согласен со мной и отныне будет действовать по моему плану.
– Хорошо, – хрипло сказал Матвеев. – Я все понял, не кори, Анютка. Начинаем нынче же, – повернулся он ко мне. – Но ты скажи толком, что делать, а то у меня ум за разум от всего этого зашел!
– Сначала Анюта поговорит с Киприаном, – сказал я. – А потом нам нужно срочно повидаться с отцом Маркеллином.
И я улыбнулся им обоим так, словно был чужд страху и сомнениям, словно твердо верил в удачу.
Впрочем, это была чистая правда. Я ничего не боялся и был совершенно уверен в успехе!
Горьковская область, 1942 год
В «Хейнкеле-111», принадлежащем специальной авиационной эскадрилье «Гартенфельд» и вылетевшем с псковского аэродрома, их было четверо. Колдун, Купец, Монах и инструктор разведшколы штаба «Валли» в Сулеювеке.
Инструктору предстояло вернуться. Остальным – приземлиться в заданном районе, спрятать парашюты и дальше, до Горького, добираться самостоятельно.
Колдун должен был прыгать первым, чтобы показать пример Купцу и Монаху, которые не могли скрыть страх, хотя у каждого на счету уже было как минимум два тренировочных прыжка.
Он взялся за вытяжное кольцо, подошел к люку. Сзади раздался громкий голос инструктора – чтобы перекрыть гул самолета, ему приходилось кричать:
– Имейте в виду, Купец, и особенно ты, Монах: в точку приземления вы все равно попадете! Откажетесь прыгать – пристрелю и выброшу из самолета! Понятно? Пошел, Колдун!
«Пристрелить, может, и пристрелит, но на землю, конечно, не выбросит: большая радость будет энкавэдэшникам, которые найдут два трупа с поддельными документами, при парашютах, да еще рацию!» – успел усмехнуться про себя Колдун, прежде чем опрокинулся в люк и почувствовал, как всего обдало ледяной свежестью.
И сразу тело сделалось невесомым, легче стало дышать…
Еще в те времена, когда Павел Мец, он же Ромашов, служил в ГУГБ НКВД, лучше всего на тренировочных сборах ему удавались верховая езда, метание ножа и прыжки с парашютом. Стрелком, пловцом и бегуном был средним, зато кони ходили под ним как шелковые – видимо, остатков его телепатических способностей хватало как раз для того, чтобы подчинять себе животное. Метание ножа было его самой сильной стороной, ему все завидовали. А в прыжках показывал отличную технику управления парашютом и точность приземления. При этом в воздухе Ромашов норовил продлить свободное падение, оттянуть тот момент, когда натянутся стропы парашюта – и он снова почувствует себя связанным, ограниченным в движении, обязанным подчиняться… Словом, таким, как на земле!
Когда в разведшколе проводились пробные парашютные прыжки, Ромашова всегда хвалил инструктор – русский, из эмигрантов, носивший кличку Шило. Там все носили клички: настоящее имя курсанта было известно только начальнику школы или куратору группы.
У группы, которую составляли Купец, Колдун и Монах, было два куратора: Отто-Панкрац Штольце и Вальтер Штольц.
Сам Шило был очень худой, сухонький, с необычайно острым носом. Да и взгляд у него оказался острый, пронизывающий, колючий. Как самое настоящее шило! Инструктор словно бы протыкал человека насквозь и видел то, что тот безуспешно пытался скрыть.
Монаха – так стали называть Гаврилу Старцева раньше, чем узнали его настоящее имя и фамилию, – очень хвалил инструктор по радиоделу:
– Можно подумать, он для этого рожден! Почерк четкий, отличная скорость!
Однако Шило, едва взглянув на Монаха, который, трясясь всеми своими поджилками, никак не мог решиться забираться в самолет, сразу сказал:
– Почти безнадежен. Если после выброски останется жив, это будет просто чудом. Рекомендую забраковать.
Если бы все зависело только от школьного начальства, Монаха отправили бы в лагерь. Однако он, как и Колдун, был протеже Вальтера Штольца, поэтому Шилу было предписано Монаха натаскивать и натаскивать, пока хоть какой-то толк не выйдет!
Почти столь же печальное впечатление произвел на Шило и Купец – эту кличку выбрал себе Андреянов. И его тоже Шило порекомендовал забраковать. Однако Андреянов, несмотря на это, был назначен старшим в новой группе и тоже неплохо показал себя на уроках радиодела, так что в случае чего мог заменить и радиста. К тому же именно от Андреянова зависело выполнение самых важных заданий, возложенных на группу: сбор данных о транспортных перевозках на дороге Горький – Москва, о выпуске продукции оборонных предприятий, о расположении укреплений на территории Горьковской области.
Андреянов великолепно знал город и область. Благодаря своим обширнейшим знакомствам, приобретенным еще до ареста, когда он работал начальником крупной снабженческой конторы, Андреянов мог получить практически любую информацию, от самой важной до самой незначительной. Да, Абверу необходимо было знать не только о продукции заводов или о формируемых воинских подразделениях, но и о настроениях советских людей. Такую информацию могла дать только обширная агентура. Обеспечить ее работу должен был общительный, разговорчивый, веселый и безмерно обаятельный Андреянов – который, в разведшколе отъевшись и успокоившись после концлагеря, превратился именно в такого человека.
А еще с помощью своих многочисленных знакомых он мог раздобыть подлинные документы не только Колдуну и Монаху, но и тем новым посланцам из разведшколы, которых они будут встречать, когда обоснуются в Горьком и пустят прочные корни.
Встречать, размещать, устраивать на работу – чтобы собирать разведданные и передавать их в Абвер.
Само собой, в каждой разведывательной школе штаба «Валли» имелось подразделение, занимавшееся изготовлением документов, подходящих к легенде, под которой будущему лазутчику предстояло отправиться за линию фронта. Это были солдатские книжки, офицерские удостоверения, командировочные предписания, вещевые, денежные и продовольственные аттестаты, справки из госпиталей и тому подобное.
Эти документы были изготовлены почти безукоризненно, но все же взгляд опытного контрразведчика иногда выявлял подделку. Ничто не могло заменить подлинников, и эти подлинники тоже должен был обеспечить Андреянов.
Именно поэтому Отто-Панкрац Штольце считал Купца самой важной добычей, вывезенной из лагеря для военнопленных «Масюковщина». Ведь ему фактически предстояло основать новую германскую резидентуру в Горьком, которая была уничтожена после недавнего ареста инженера-механика горьковского треста «Мельстрой» Рихарда Фокса.
