Наконец та, видно, сжалилась над Тамарой и тихо спросила:
– Сашенька, а почему ты к Тамаме не хочешь на ручки?
– Не хочу! – выкрикнул Саша, снова начиная всхлипывать. – У нее колечко страшное! Очень страшное!
– Да ты что? – попыталась улыбнуться Тамара, мимолетно изумившись, как это Сашу могло напугать ее кольцо, которого он даже увидеть еще не успел. – Оно очень красивое, ты только посмотри!
– Не буду, не хочу! – резко отвернулся Саша. – Оно воняет!
– Надо говорить «не воняет», а «плохо пахнет», – автоматически поправила Тамара.
– Оно ужасно плохо пахнет! – простонал Саша. – Меня даже тошнит!
Тамара на всякий случай быстро понюхала кольцо.
Господи, ну чем пахнут золото и изумруды? Да ничем! Ее рукой, ее духами «Ландыш серебристый» – вот чем они пахнут.
– Новое кольцо? – заметила Ольга. – Откуда?
– От верблюда! – зло ответила Тамара. – На улице нашла!
– Врешь, конечно, – пожала плечами Ольга. – Но это не мое дело.
– Вот именно, не твое! – буркнула Тамара. – А вы, дети, перестаньте заниматься ерундой, идите кушать, а то ужин остынет.
– И правда, – согласилась Ольга. – Пойдемте, мои хорошие!
Она поднялась и увела детей на кухню, но через минуту вернулась.
– Тамара… – начала было нерешительно, но та взорвалась:
– Только избавь меня от новых нотаций! Я взрослый человек!
Ольга не успела ответить – из кухни раздался вопль Фаины Ивановны, а потом испуганный, захлебывающийся плач детей.
Ольга и Тамара бросились туда и увидели, что обоих малышей рвет.
– Господи, что вы им такое приготовили? – в ужасе вскричала Тамара.
– Да это картошка, просто картошечка жареная! – заслоняясь руками, словно боялась, что ее начнут бить, стонала Фаина Ивановна.
– Может быть, масло несвежее? – спросила Тамара, беспомощно глядя, как Ольга вытирает рты детям.
– Как же несвежее, если вы его вчера принесли, все ели и на ужин, и утром, и ничего! – причитала Фаина Ивановна.
– Это не из-за масла, – вывернувшись из Ольгиных рук, пробурчала Женя. – Это из-за кольца. Оно валялось в красной луже, оно грязное и плохо воняет!
– Теперь и эта дура начала! – не выдержав, завопила Тамара. – Сашка капризничает, и она туда же!
– Не кричи на детей! – рассердилась Ольга. – Не смей ругаться!
– Ладно, ладно, успокойтесь все, я вымою руки!
Тамара бросилась у рукомойнику, терла кольцо щеткой, мылила хозяйственным мылом, но Женя не переставала твердить, что оно все равно красное и воняет, а Саша чуть ли не в истерике бился, твердя:
– Тамама, выброси колечко! Выброси! Я его боюсь!
Он жался к Ольге так, словно надеялся спрятаться в ее объятиях от чего-то невыносимо страшного.
Тамаре уже и самой стало жутко. Больше выдержать этого она не могла! Не одеваясь, выскочила на крыльцо, всматриваясь в сгустившиеся сумерки.
В глаза бросилась кривая яблоня у забора. В ее стволе было небольшое дупло. Дети прятали там всякие разноцветные стеклышки, камушки… Это был их «секретник» – так они называли дупло. Тамара сорвала кольцо с пальца и, подбежав к яблоне, опустила в «секретник».
Вернулась домой, умоляюще взглянула на Сашу:
– Милый, теперь успокойся. Я кольцо выбросила, честное слово, выбросила!
Он поднял от Ольгиного плеча красное от слез, со вспухшими глазами, лицо и прошептал:
– Хорошо.
Дети постепенно перестали всхлипывать, однако потребовали, чтобы спать их уложила Ольга.
– Я их на своей кровати положу, – сказала Ольга, с жалостью поглядывая на угрюмую, точно окаменелую Тамару. – А себе раскладушку поставлю.
Та молча кивнула, однако, едва Ольга увела детей наверх, кинулась к буфету и жадно глотнула несколько раз из бутылки с водкой.
Через мгновение от души отлегло, на сердце стало спокойней, однако голова закружилась так, что Тамара прилегла на диван.
«Минуточку полежу и встану», – сказала она себе, но уснула мгновенно, лишь только голова коснулась кожаного диванного валика.
Фаина Ивановна вышла из кухни, посмотрела на нее, прислушалась к неровному дыханию, покачала головой. Прикрыла крепко спящую Тамару ее пальто. Потом встала у окна и всмотрелась в темный палисад.
Сверху, из приоткрытой двери спальни, доносился тихий голос Ольги, то напевавшей колыбельную, то уговаривавшей детей. Фаина Ивановна ушла на кухню, однако то и дело выглядывала и вслушивалась, покачивая головой.
Прошло полчаса, потом час…
Наконец она не выдержала и поднялась на второй этаж. Осторожно заглянула в комнату Ольги:
– Не спят?
– Никак не спят, – устало вздохнула та.
– Оленька, я там молочка согрела, – шепнула Фаина Ивановна. – Мы же их каждый вечер тепленьким молочком поим, а сегодня позабыли за этой суматохой. Давайте сейчас напоим. Вот увидите, мигом уснут. Это же лучшее средство от бессонницы.
– Вы же знаете, они не любят молоко, – с трудом сдерживая зевоту, пробормотала Ольга. – Каждый вечер со скандалом пьют. Как бы еще больше не раскапризничались.
– А я медку добавлю, чтобы сладенько было, – уговаривала Фаина Ивановна. – Да еще чуточку маку отожму, чтобы крепче спалось. Молоко с маком да с медом – ох как вкусно! Помню этот вкус с детства. Только сначала их на горшок надо посадить, чтобы не описались ночью-то, когда уснут.
«Маковое молочко…»
Откуда-то из полузабытого вдруг выплыло оживленное лицо домработницы Симочки, которая кричит в трубку:
– Макового молочка, говорите? Да я сегодня так и сделала! Нянька куда-то ушла, а у Асеньки уже руки отваливались девчонку тетешкать. У меня уши просто разрывались от ее криков. Ну, я взяла маку да надавила ей в кашку. И Асеньке тоже, чтобы отдохнула. Вот они и спят теперь, как убитые.
Симочка разговаривает по телефону с Андреяновым… ненавистным Андреяновым!
Ольга с отвращением отогнала непрошеное воспоминание и хотела было сказать Фаине Ивановне, что никакого мака добавлять в молоко детям не нужно, однако у нее уже не осталось сил спорить.
Симочка, а тем более Андреянов – это в далеком, невозвратимом – к счастью! – прошлом, и хватит на это прошлое оглядываться. Сейчас самое главное – чтобы дети поскорей успокоились и уснули!
Она поочередно отнесла вниз, в туалет, Сашу и Женю, а потом Фаина Ивановна принесла каждому по кружке теплого, сладко пахнущего молока. Дети слишком устали, чтобы капризничать, – выпили все до капли, сонно косясь друг на друга, – и в самом деле сразу начали зевать, а еще через минуту накрепко уснули.
