— Джонсон? — переспросил Коди. — Экая скука.
— Имя и фамилию она придумала сама, — сказала я.
Суккубы часто так поступали.
— И видно, после имени фантазии на фамилию уже не хватило.
— Это вы о ком? — спросил Сет.
— Ты ее еще не видел, — ответила я.
Тауни выплыла на сцену на каблуках дюймов в семь длиной, в туфлях, сделанных, по виду, из нержавеющей стали. Они походили на средневековые пыточные устройства, но гармонировали с нарядом — узенькими брючками и жакетом из серебристой парчи.
— Да, не разочаровала, — сказал, разглядывая ее, Коди.
На последней ступеньке она споткнулась, что было неудивительно, и Ник метнулся ее поддержать.
— Осторожней, — сверкнул он белыми зубами. — Падать здесь должны мужчины перед вами.
Пару секунд она осмысливала услышанное, потом пронзительно захихикала. Меня от этих звуков передернуло, но Ника как будто порадовало, что шутку его оценили.
— Расскажите нам немного о себе, Тауни, — сказал он. — Вы, говорят, сейчас безработная. Пришли сюда, возможно, с целью что-то подыскать?
— Нет, Ник, я пришла с целью подыскать кого-то… надеюсь, вы понимаете, о чем я.
— О боже, — сказала я.
— Вообще-то довольно остроумно, — заметил Питер.
— Нисколько.
Но Ник оказался солидарен с Питером. Запрокинул голову и расхохотался.
— Берегитесь, парни… вам грозит опасность. Скажите, Тауни, что вы ищете в мужчине?
Она задумчиво выпятила сверкающие красной помадой губы.
— Сердце, Ник. Сердце и душу. Это самое важное.
Публика отозвалась дружным одобрительным ропотом.
Питер сказал:
— А вот насчет души и впрямь остроумно. Только для нас, конечно, но все-таки.
Тауни подмигнула зрителям.
— Правда, временами их вполне могут заменить выносливость и толстая чековая книжка.
Ник переждал смех в зале.
— Что ж, начинаем. С пятидесяти… о боже.
В этот миг Тауни скинула жакет и осталась в топе под зебру. Правда, на топ это походило мало. Скорей на резиновую полоску, натянутую на бюст, чтобы прикрыть соски.
Предложения посыпались градом. Еще удивительней, что в торги неожиданно вступил сам Ник.
— Люди, я знаю, что обычно так не делается… но не могу удержаться. Триста долларов.
— Триста пятьдесят!
— Четыреста!
И выиграл-таки Ник, предложив ошеломляющую сумму в пятьсот пятьдесят.
— Будь я проклят, — выдавил Питер.
Я не смогла даже подразнить его этим высказыванием, так была потрясена сама. С трудом обретя голос, сказала только:
— Ну… на самом деле это же хорошо, правда? Он, похоже, готов лечь с ней прямо на сцене.
— И все, — добавил Коди, — ради детей.
Постепенно изумление мое сменилось облегчением. Вечер принес неожиданную радость. Тауни нашла жертву. Всего-то и надо было, оказывается, что разрекламировать ее. С парнем она переспит, Нифон уберется… одной заботой станет меньше. Вот и славно, потому что у меня и других хватает. Мэдди, например.
Она была следующей. И вышла на сцену с таким мрачным видом, словно готовилась к бою. Испуганным и пугающим одновременно. Несмотря на это, среди зрителей я заметила несколько заинтересованных лиц.
— Улыбайся, улыбайся, — пробормотала я себе под нос.
— Мэдди Сато, — весело представил ее Ник. — Вы пишете статьи для журналов. Возможно, я что-то читал?
— Вряд ли, — ответила она с тем же выражением лица. — Если вас, конечно, не интересуют феминистские издания.
— Феминистские, — повторил он, явно этим позабавленный. — Вы ненавидите мужчин?
Она взглянула на него холодно.
— Только дураков, которые не понимают значения слова «феминистские».
Он засмеялся.
— И всегда на них нападаете?
— Всегда.
— Правда?
— Даже и сейчас, Ник.
— О нет, — сказал Питер.
Я застонала.
Нику понадобилось целых десять секунд, чтобы понять, что его оскорбили. И в первый раз за вечер он перестал улыбаться. Повернулся к залу.
— Ладно, начнем с пятидесяти.
Ответом было молчание. Заинтересованные лица перестали быть таковыми. Я проглотила очередной стон. Нет, только не это… я же обещала ей свидание. Мэдди не переживет…
Прошла вечность, и наконец в глубине зала послышался голос:
— Пятьдесят.
Облегченно вздохнув, я обернулась. Парень, вступивший в торги, на эти деньги и выглядел. И точь-в-точь походил на педофила, которого я видела однажды в криминальных новостях.
— Пятьдесят, — сказал Ник. — Кто больше?
И вновь молчание. Я повернулась к Сету.
— Сделай что-нибудь!
Он вздрогнул.
— Что?
— Пятьдесят — раз…
Я пихнула Сета локтем. Он вскинул руку.
— Семьдесят пять.
Зал дружно охнул. Видимо, борьбы за воинственную мужененавистницу не ожидал никто, в том числе и сама Мэдди. Она удивленно распахнула глаза.
— Сто, — сказал «педофил».
То ли желая закончить это побыстрее, то ли проникнувшись к Мэдди жалостью, Сет предложил триста. Зал охнул снова. Второй участник, исчерпав, должно быть, свои ресурсы, промолчал.
— Продано джентльмену в тенниске с надписью «Добро пожаловать обратно, Коттер».
— Класс, — сказал Коди, когда Мэдди двинулась прочь со сцены.
Я сжала руку Сета.
— Спасибо.
Он чуть заметно улыбнулся.
— Все ради детей.
Ник заглянул в свой список.
— А сейчас мы увидим… Джорджину Кинкейд. Я дернулась. С другой стороны зала мне ухмыльнулся Хью.
— Он все-таки сделал это, — процедила я сквозь зубы.
Ник озадаченно посмотрел в сторону волонтеров.
— Джорджина Кинкейд?..
— Деваться некуда, — сказал Питер. — Давай, выходи. Иначе решат, что ты детей не любишь.
— Шутка с бородой, — прошипела я.
И неохотно встала, поклявшись про себя отлупить Хью после аукциона. Ник, увидев меня, снова нацепил улыбку.
— А, вот она. Опаздывает, как велит мода.
Слово «мода» напомнило о моем наряде. Красивое платье, как у Мэдди, сейчас не помешало бы. Уж если делать что-то, так делать по всем правилам, пусть даже тебя и втягивают в это против воли. Впрочем, я все равно выглядела неплохо — иного мне не позволило бы эстетическое чувство. Черная юбка, фиолетовый кашемировый свитер, волосы собраны в хвост. Очень медленно — чтобы никто не заметил — я увеличила вырез и сделала свитер более обтягивающим. Добавила томности движениям и распустила волосы. Что помогло Мэдди и бессчетным киношным дурнушкам, должно помочь и мне. Потому что передо мной вдруг встал нешуточный вызов.