— Для чего я вам?
— Не был бы нужен, пристрелили бы к шайтану.
— Что вам надо?
В это время в небе почти над кошарой в сторону Авантара прошли два «Ми-24». Они летели на малой высоте, и Хурами хорошо видел подвесные контейнеры с неуправляемыми ракетами.
— Пошли на второй заход, — сказал он.
— Бьют ваших? — с усмешкой спросил Абдулфатах.
— Жизнь изменчива, чабан. Недавно ты держал нас на прицеле, сейчас мы можем сделать с тобой все, что захотим. Так и на войне.
— Так что же вам все-таки надо?
— Объясню быстро и доходчиво. Мы пришли сюда, чтобы сбить вертолеты, которые обстреливают наши позиции. У нас есть ПЗРК. Ты знаешь, что это такое?
— Знаю.
— Мы собьем вертолеты и заснимем это на видеокамеру. После чего ты выкрикнешь в объектив то, что написано вот здесь. — Хурами достал из кармана лист бумаги, сложенный вчетверо. — Тут немного. Всего минута речи.
— Получится, что это мы с племянником сбили вертолеты?
— Да, примерно так.
— А после признания вы расстреляете, да? Или устроите еще что-нибудь пострашней и мучительнее?
— Зачем, чабан? Скажи, чего ради нам убивать вас? Мы не трогаем тех людей, которые помогают нам, поощряем их. — Следом за бумагой из кармана появились деньги. — Здесь целых пять тысяч долларов. Большая сумма, да? Ты сможешь бросить это проклятое место, устроиться в любом городе страны, открыть свое дело и жить в достатке. Я могу прямо сейчас отдать тебе деньги, разумеется, в обмен на согласие.
— Долго ли забрать их обратно? Особенно если я стану трупом!
Хурами вздохнул.
— Не веришь. Что ж, твое право. Но говорить на камеру тебе, чабан, придется в любом случае.
— Заставите под пытками?
— Можно и так, но есть другой способ. Твой племянник.
— Что? При чем здесь он?
— Сафар — это все, что осталось в твоей жизни. Если ты откажешься помогать нам, то мы начнем резать его на куски. Представь себе. Сначала откромсаем палец, потом другой, кисть, за ней вторую, уши, нос, выколем глаза, отрежем язык. Потом будем отсекать куски покрупнее, пока перед тобой не окажется обрубок без рук, ног, мужского достоинства, с изуродованной головой. Он еще будет жить, медленно умирать на твоих глазах и по твоей вине.
— Хватит, — не выдержал Абдулфатах. — Даже если вы расстреляете нас, это будет лучше таких зверств. Я согласен.
— Молодец! — Хурами взглянул на оператора и приказал: — В хижину их! Связать пока. Водитель, охраняй!
— Да, господин Хурами!
Боевики втолкнули чабана и молодого парня в хижину.
Хурами посмотрел на часы. К нему один за другим подходили его бандиты и докладывали, что в округе все чисто.
Хурами шагнул к пикапу, взял сотовый телефон, оставленный там вместе с оружием, набрал номер главаря.
Тот ответил сразу же:
— Да, Расул?
— У нас порядок!
— Местность?..
— Хорошая местность. Вертолеты на второй заход прошли почти над кошарой. Слышу рокот, они возвращаются. Идут на малой высоте. Можно было бы и из пулемета обстрелять.
— Никаких обстрелов. Что по чабану?
— Он согласился нам помочь.
— Что, вот так сразу? Или повелся на деньги?
— Пришлось убеждать.
— Ладно, главное, что согласился. Но смотри, он может и изменить решение.
— Не может. Ему очень дорог племянник. Пусть и мертвый, но хотя бы не разрезанный на куски.
— Ты умеешь убеждать.
— Да, господин.
— Хорошо, высылаю основную группу. Обеспечьте встречу.
— Конечно.
— Я тут подумал, отары тебе будет мало. Забери еще и половину того, что я тебе дал.
— Две с половиной тысячи долларов?
— Да.
— Благодарю. Не ожидал.
— До связи!
— До связи!
Файдар закончил переговоры с Хурами, немного подумал и по спутниковой станции вызвал полевого командира Шабуддина, банды которого подверглись ночной атаке русских ВКС, потом допустили прорыв противника и вынуждены были перейти к активной обороне. Они были знакомы давно. Одно время ходили слухи, что эти люди желают объединить свои формирования. Этого так и не произошло. Командиры просто не пришли к согласию по вопросу о том, кто из них должен встать во главе объединенной группировки. Но несмотря на это, они сохранили приятельские отношения между собой.
Файдару пришлось ждать.
Шабуддин ответил не сразу, только с третьего вызова.
— Да?! — прокричал он в трубку на фоне довольно сильной канонады.
— Амир, это Джамаль. Ты можешь говорить?
— Салам, Джамаль. Могу, шайтан бы их всех побрал.
— Салам, брат, на кого ты ругаешься? На асадовцев, которые успешно наступают?
— На всех. И на асадовцев, и на своих. Один из отрядов только что оставил господствующую высоту, хотя мог еще долго оборонять ее. Видите ли, вертушки им помешали. Против меня сейчас работает авиация правительственных войск.
— Я в курсе. Да, весело у тебя.
— По какому поводу звонишь? Не думаю, что ты рад тому, что я едва сдерживаю наступление этих неверных псов.
— Конечно, я огорчен твоими проблемами. Русские нанесли тебе сильный урон?
— Они уничтожили практически всю мою артиллерию. Две самоходки, пару установок залпового огня, минометы. И никто не предупредил меня о готовящемся ударе русских, будь проклято все их племя!
— Да, потери значительные. Русские знали, что делали. Они готовили прорыв танковой роты.
— Тебе известно, как складывается обстановка на моем направлении?
— Конечно.
— Ты знал о намерениях русских?
— Нет. Иначе предупредил бы тебя. Я не получаю информацию из Хмеймима.
— Чем можешь помочь?
— Вертолеты правительственных войск сильно достают тебя?
— А как ты думаешь? Мои отряды отходят под ударами «Ми-24». Я выслал гранатометчиков к плацдарму, захваченному асадовцами. Они успели подбить два «Т-62». Потом вертолеты уничтожили их.
— Ты говоришь о «Т-62», но мне известно, что в прорыве участвовали и «Т-90». Это так?
— Так! Именно взвод «девяностых» и прорвал мою оборону, затем встал, пропустил вперед «Т-62» и «Т-72». Мы смогли на данный момент поджечь четыре танка, но в роте их двенадцать. Восемь коробок бьют по нашим позициям прямой наводкой, пока на плацдарм прорывается пехота, не дают работать гранатометчикам. Недавно второй обстрел провели. Не знаю, что и делать. Если асадовцы укрепятся на плацдарме, то мне придется отводить отряды с флангов, дабы выровнять линию обороны. Это значит, что мои люди окажутся на открытой местности.
