– Храбрый Один славно послужил корню сварожичей. Он разгромил лесовиков, вынудив их отказаться от набегов на наши грады, заставы и святилища, он разгромил скифов, взяв с них клятву не нападать на наши пределы. Он сделал достаточно и теперь решил пожить сам, в свое удовольствие. Он бог, Светлана, он имеет на это право. Я уверена, истинный сварожич Один никогда не причинит вреда славянским землям. Он всегда откликнется на наш призыв, если городам и весям нашим вновь станет грозить опасность. Конечно, лучше бы он оставался при нас или продолжил поход на скифов. Но тут уж ничего не поделаешь, он нам не сторож и не слуга. Он бог, равный среди равных. Такова его воля.
– Ты считаешь, великая, он поступил правильно? – неуверенно спросила Света.
– Разумеется, он поступил плохо! – еще сильнее стиснула пальцами подлокотник трона властительница Вологды. – Но это не предательство. Вот если бы он переметнулся к Табити или лесовикам, если бы напал на отчие края, вот это означало бы измену! А наш Один… Бог войны просто забаловал.
* * *
В эти самые мгновения и то же самое известие обсуждали две другие дамы, стоящие возле жарко полыхающего священного огня в огромном белокаменном храме почти в двух месяцах пути на юг от Вологды. Одна из собеседниц имела облик зрелой, но еще далекой от старости женщины, вполне приятной наружности. От простых смертных она отличалась лишь доброй сотней змей, которые заменяли ей ноги – постоянно шевелясь, то поднимая головы, то снова опуская их к полу, изредка шипя и выпуская жало. Именно поэтому богиня Табити не умела замирать на месте и постоянно покачивалась, приподнималась и опускалась, смещалась то вперед, то назад.
Второй была юная дева шестнадцати лет, хрупкого телосложения, с лицом, покрытым множеством чешуек – хорошо хоть, не сплошняком, а отдельными пятнами. Девушка стояла на ногах – на полусогнутых и неестественно повернутых ступнями внутрь.
– Мы лишились армии, матушка, – глядя в пламя, тихо сообщила дева. – Славянский бог соблазнил наших воинов и увел за собой. Те же, кто устоял перед его посулами, отвернули к родным кочевьям и более не желают вступать в ссоры со славянами. Десять твоих прямых потомков пали в битве, а сверх того почти полусотня смертных, да множество оказалось ранено. Прости, матушка, нас разгромили.
– Милое, милое дитя, – улыбнулась богиня Табити. – Мне кажется, ты сейчас заплачешь. Не расскажешь, почему?
– Но ведь мы побеждены! – повернулась к ней девушка.
– Ах, моя юная Ящера, как же ты наивна, – покачала головой праматерь скифов. – Доченька, ты никогда не задумывалась, почему этим миром правят женщины, а не мужчины? Я правлю степью, Макошь – лесами, Геката – землями за морем, Кали – джунглями за южными горами, Исида – в Египте… Почему мы, а не мужчины?
– Почему, матушка?
– А все потому, Ящера, что мужчины придают слишком большое значение победам, но при том редко вспоминают о своих целях. Ты помнишь, какова наша цель, дочь?
– Степь слишком скудна для пропитания народа скифов, – после небольшой заминки произнесла урок девушка. – Нам надобно научиться жить в лесах и проникнуть в пределы славян, дабы дети твои и впредь могли плодиться и размножаться, даруя тебе положенные требы и вознося молитвы.
– Что нам мешало?
– Сварожичи нашли себе бога войны. Он разгромил лесовиков и наши северные кочевья. Теперь мы не нужны богине Макоши как союзники против народа леса, и у нас нет сил, чтобы одолеть славян.
– Сегодняшняя битва закончилась тем, девочка моя, что великого Одина средь славян больше нет, – напомнила змееногая богиня. – Пусть он считает себя победителем, пусть продолжает свои походы, но он больше не защищает нашу премудрую соседушку, богиню Макошь. Мы хотели уничтожить славянского бога войны, и мы от него избавились. Так в чем же наше поражение, Ящера?
– Он плывет сюда, он может напасть на наш храм!
– Нет, доченька, для этого он слишком умен, – покачала головой Табити. – Во всяком случае, раньше подобных ошибок великий Один не совершал.
– Что же ему помешает, мама? У него сотни воинов, а у нас не наберется и полусотни стражи!
– Ты забываешь, где он взял половину своих сторонников! – повысила голос богиня. – Это скифы, мои правнуки. Напасть на мой храм означает поставить их перед выбором: верность Одину или верность мне, своей праматери! Отнюдь не все при сем выберут Одина, а сверх того по миру пойдут слухи о его бесчестии. Разве достойно понуждать детей поднимать руку на своих родителей? Зачем богу войны все эти трудности и разлады в едва сложившейся дружине, если достаточно проплыть мимо и опробовать крепость своих палиц на ком-нибудь другом?
– Город тринадцати богов! – округлились глаза девушки.
– Вот видишь, Ящера, ты сама начинаешь все понимать, – похвалила дочку богиня. – Это очень большой, очень богатый и совершенно никчемный город. Он возник в проливе между нашим и дальним морем, и с проходящих кораблей там постоянно оседало всякое отребье. Гулящие девки услаждали проплывающих моряков, ворье их обкрадывало, торговцы кормили и выменивали, что получится, там оседали все беглецы, изгнанники и мошенники, которым не нашлось места под отчим кровом, на родной стороне. Туда бежали вавилонские рабы, мальтийские чародеи, египетские предатели, этрусские отравители. И каждое племя пыталось притащить туда своих богов. Миносского быка, эллинскую Палладу, египетского Осириса, славянского Сварога, кельтское болото, двуречную Гекату, мой священный огонь. Тамошние горожане тешат себя мыслью, что находятся под покровительством сразу всех богов. Но хотела бы я знать, откликнется ли на их призывы хоть один из бессмертных? Я точно не отзовусь. В их храме мой огонь гас уже три раза. И я не желаю быть всего лишь одной из многих.
– Почему же этот город до сих пор никто не разорил? – удивилась девушка.
– Он слишком велик для простых разбойников, – пожала плечами змееногая Табити, – а боги не тревожат его, дабы не ссориться между собой. Если я захочу забрать этот рассадник мерзости себе, мне придется убрать прочие святилища. Геката, Исида, Минотавр и все остальные подобного не простят. Так зачем? Война с ними со всеми не принесет нам радости.
– А как же великий Один? Они простят разорение святилищ богу войны? Ты простишь, если он погасит твой священный огонь?
– Я скажу тебе больше, Ящера. Если Одину понадобится мое покровительство, я окажу ему оное в любой миг! До тех пор пока в его дружине много моих детей, он не тронет наших пределов. Что до всех остальных… – Богиня злорадно ухмыльнулась. – Чем крепче он пощиплет наших соседей, тем сговорчивее они станут при будущих встречах. Пусть развлекается!
– Славян он тоже не тронет.
– Да, доча, – согласилась богиня.
– Нам надобно справляться с ними самим.
– К чему твои слова, Ящера?
– Я уже говорила, мама. Мне кажется, Орей отказал мне в браке не потому, что испугался моей внешности, а от того, что рассорился с матушкой. Если его обида столь велика, что он отважился на открытый бунт… Сын богини Макошь может стать нам хорошим союзником. Он знает обычаи своей земли, ее пути, планы богов.
