Город окружала каменная, из крупных гранитных блоков, стена, высотой с трехэтажный дом, с башнями на углах и возле ворот. Причем ворот оказалось целых три! Двое смотрели в разные стороны вдоль берега, третьи – в сторону суши. Створки всех трех слегка вдавались в стену, и над ними имелись широкие воронки, напоминающие водостоки. При желании на нападающих, пытающихся взломать створки, можно было лить из них кипяток или расплавленную смолу. А если опасность реальна – то скатывать валуны. Двух-трехпудовый валун, рухнувший на голову с семиметровой высоты, бывает куда убедительнее для прикрытого щитом человека, нежели ушат горячей воды.
Возле богатого и многолюдного города вытянулись в бухту три десятка причалов. Примерно треть – перед стенами. Чтобы добраться до них, чужаку пришлось бы пробираться по узкой полоске между водой и городом, под прицелом стражников, готовых в любой миг метнуть копье или натянуть лук. Остальные причалы находились далеко в стороне.
По иронии судьбы в руки нападающих попали именно корабли от стен. Мореходы, видимо, слишком понадеялись на охрану. На дальних лодках люди дремали куда более чутко и успели унести ноги. Теперь к этим причалам подошли ладьи, обогнувшие мыс, и захваченные суденышки.
Дружинники приволокли связанных пленников, примерно три десятка смертных, кинули к ногам Викентия.
– Как прикажешь казнить их, великий Один? – спросил Капуин, небрежно положивший гранитное навершие палицы на голову лысого толстяка.
– Пощади меня, всемогущий воин! – дернувшись, взвыл лысый. – Я заплачу за себя богатый выкуп!
Остальные тоже загомонили на разные голоса.
– Какой может быть выкуп в мире, в котором еще не придуманы деньги? – недоуменно хмыкнула Валя.
– Какой предлагаешь выкуп, несчастный? – переадресовал вопрос Викентий.
– Пятьдесят баранов! – встрепенулся тот.
– Пятьдесят баранов, – эхом отозвался бог войны.
– Ты ценишь себя всего в пятьдесят баранов, смертный? – удивилась девушка, выходя вперед. – Удовольствие вырвать твою душу стоит куда больше!
Богиня смерти вытянула руку, сжала кулак. Лысый торгаш захрипел, заплакал:
– Я ценю свою жизнь в тысячу баранов, всемогущая! – выдавил он. – Но у меня есть только пятьдесят.
– Полагаю он врет, Валькирия, – постучал палицей по макушке толстяка Капуин. – Мы взяли его на лодке с пустыми трюмами. Вестимо, он успел расторговаться и должен иметь изрядный доход.
– Я не торговец! – заскулил лысый. – Я нищий корабельщик, побираюсь тем, кто чего желает переве…
– Заткнись! – потребовал великий Один и обратился к рыжебородому сварожичу: – Чурила, что вообще взяли на кораблях?
– Ничего, великий! – покачал головой воин.
– Совсем? – не поверил Викентий.
– Один был пустой, – загнул палец Чурила, – еще два с дровами. Добротными, березовыми. Один с выделанными воловьими кожами, один с камнями, один с зерном египетским и тканями льняными тонкими.
Получалось, что сварожич прав. От зерна дружинникам проку никакого – не грызть же его прямо из кулей? Молоть, квасить, выпекать – ратным людям в походе не до того. Тончайшими тканями воинам тоже украшаться не с руки. В многотысячном городе дрова, понятно, уйдут нарасхват. На кой ляд они воинам? Воловьи шкуры у скифов ценятся не дороже пыли. Нужда возникнет – степняки сколько угодно заготовят.
В общем – полные трюмы, а добычи никакой.
– За борт все вывалить, дабы не мешалось, – предложил молодой, еще безбородый Бастаран, – а ладьи оставить. Авось пригодятся добро какое нагрузить?
– Позвольте мне вмешаться, храбрые воины! – внезапно поднялся с колен один из пленников; поджарый, как щука, смуглый и большеносый, одетый в свободную одежду из материала, похожего на очень тонкую, мягкую кошму. – Камни, каковые вы намерены утопить в море, есть каррарский мрамор, цена которому выше, нежели головам всех взятых вами пленников. Оставьте его на корабле у причала, и я ручаюсь за выкуп, равный пятистам баранам… За эти булыжники…
– На колени, крыса! – положил ему на плечо копье с бронзовым наконечником один из скифов.
– Подожди, Рысач, – остановил воина Викентий. – Давай узнаем, что за чужеземцы готовы рискнуть головой ради груды камней? Кто ты таков, храбрец?
– Санадал из рода Рахасов, мальтийский купец, к твоим услугам, всемогущий, – приложил руку к груди тощий торговец. – Я дал клятву доставить сей весной мрамор для строительства святилища галатов. Лучше я останусь без прибыли, нежели нарушу свою клятву. Дозволь передать груз галатам, всемогущий, и я поднесу тебе как дар всю полученную за него плату!
– И что ты собирался сделать с пятью сотнями баранов, Санадал из рода Рахасов? – улыбнулся бог войны. – Набить в опустевшие трюмы, дабы они передохли еще до рассвета?
Дружинники рассмеялись шутке повелителя, но мальтиец остался спокоен.
– Мы условились на плату в скифский пятикотловый набор и одну меру индийских самоцветов, – невозмутимо ответил мальтиец. – Я полагал, в баранах эта цена окажется понятнее.
– Он врет! – подал голос стоящий возле бога войны Капуин. – Пятикотловый набор – это пять медных котлов, вложенных один в другой. Самый крупный, на ножках, вмещает полторы бочки содержимого, а в самый маленький едва влезет человеческая голова. За таковой просят не менее полутора тысяч баранов, а никак не пять сотен!
Про медь и бронзу скифы знали все. Ведь это их шахты добывали в Аркаиме медную руду, и именно их мастерские плавили медь для здешнего мира.
– Я обещал тебе не баранов, а полученную от галатов плату, всемогущий, – степенно возразил Санадал. – В чем тут можно обмануть? А цены… В разных землях цены бывают разными.
– Мера самоцветов – это сколько? – указав пальцем на лысого купца, поинтересовался великий Один.
Капуин слегка пристукнул палицей, и тот торопливо ответил:
– Шапка, всемогущий.
– А в баранах?
– Пятьсот! – выдохнул корабельщик.
– Вот и хорошо! – облегченно выдохнул Викентий. – Назначаю тебя старшим. За вас всех, кроме мальтийца, назначаю выкуп в шапку самоцветов. Кто и сколько будет вносить, решайте сами. Капуин!
– Да, великий!
– Отведи их на корабль и загони в трюм. Принесут выкуп – отпустишь. Нет – можешь утопить вместе с лоханкой.
– Слушаюсь, великий Один! – обрадовался степняк. – Ну-ка, встали, встали! Встали, пошли!
– Мало запросил, Вик, – поморщилась богиня смерти.
– Фигня, Валькирия, – отмахнулся Викентий. – Мы же сюда не купцов щипать приплыли, а Царьград громить! Это так… Чтобы не совсем уж впустую.
Между тем смуглый мальтиец приблизился по опустевшему мысу, остановился перед самим богом войны, склонил голову:
