Споро и привычно воины бога войны причалили, высадились на странный берег – весь истоптанный, со следами активной жизни, с разбросанными тут и там мешками, корзинами, кулями и волокушами, приставленными к деревьям носилками – однако без всяких признаков жилья! После того как разбежались застигнутые на лодках рыбаки, место вообще показалось безжизненным.
– Вот черт! – прошелся по пыльной желтой площади великий Один, глядя по сторонам.
Близкий ольховник с березняком, густые ивовые заросли на пологом холме, расходящиеся в стороны утоптанные тропы.
Все!
Возле причалов не было даже простенького амбара!
– Вроде дымком откуда-то пахнет? – неуверенно произнесла Валя.
Пока пришельцы размышляли, что делать и куда идти, в зарослях послышался топот, и сразу со всех сторон, по всем дорожкам на берег выбежали много десятков мужчин. Они умело и быстро сомкнули строй, выставили щиты и копья. И замерли, пристально глядя на пришельцев. Пока все шло мирно, начинать схватку первыми местные жители не спешили.
Здешние славяне мало отличались от гостей. Те же меховые плащи и куртки, те же замшевые штаны и толстые сапоги, те же шлемы, сшитые мехом внутрь и усиленные сверху костяными накладками и кругляшками распиленных копыт. Кремниевые и медные наконечники копий, несколько железных топориков. Единственным отличием было то, что вместо палиц с каменным навершием местные воины предпочитали дубинки: черные, покрытые лаком, похожие у кого на крикетный молоток, а у кого – на кий с приклеенным к нему бильярдным шаром.
– Слушайте все и не говорите, что не слышали! – вскинул руку глава дружины. – Я есмь Один, бог войны! Живу ради потех ратных, пиров бурных да ради славы от побед в походах дальних! И потому предлагаю вам, мужам здешним, выйти в поле чистое да сразиться с дружиной моей в честной битве! Ради славы воинской, ради чести мужской, ради потехи настоящей! Пусть победитель получит честь и славу, да щедрое угощение от проигравшего! Ну, а коли не принимаете вы веселья ратного и чести мужской, так устройте нам пир загульный, дайте медов хмельных, девок для баловства и припасов в дорогу, и клянусь, я уплыву дальше, не причинив вам никакого урона!
Викентий улыбнулся и вопросительно вскинул брови.
– Тебе отвечаю я, Ронан, сын воды из Толленза! – вышел к нему навстречу крепкий рыжий мужчина лет тридцати, ростом почти с Одина, в рысьем плаще и замшевом костюме, украшенном десятками, если не сотнями, нашитых тут и там мелких костяных шариков. Глаза воина были зелеными, а подбородок гладко выбритым. В руке его покачивалась черная дубинка, навершие которой венчала умело вырезанная голова лысого веселого негритенка. – Твое предложение очень заманчиво! Дай нам время подумать, великий Один, посоветоваться с друидами, вознести молитвы предкам.
– Думайте сколько угодно, – разрешил Викентий. – Хоть целый час!
Он повернулся к дружине, и та опустила оружие, разомкнула строй, разошлась, разминаясь после долгого сидения и лежания на палубах, проверяя еще раз оружие, подтягивая пояса. Местные мужчины тоже несколько расслабились, поставив щиты на землю и опершись двумя руками на ратовища пик, поднятые наконечниками к небу.
– Они дурят тебя, Вик, – подошла к богу войны девушка. – К местным со всех сторон мужики сбегаются. Похоже, они всех, кто есть, по тревоге собирают. Кто в лес пописать пошел, кто на рыбалку отлучился, кто бабу в кусты сманил. Через час их тут уже вдвое больше накопится.
– Так и хорошо, – пожал плечами молодой человек. – Чем больше народу, тем круче драка.
– Тем меньше шансов на победу, – ответила Валя. – Числом задавят.
– Так мы ж не за победу, мы ради веселья! – толкнул ее плечом бог войны. – Помнишь, как в старину на Руси? «Размахнись рука, развернись плечо!». И – стенка на стенку. Ты не думай, Валькирия, мы без злобы. Я сейчас словно оказался дома. У нас на реконструкторских ристалищах все точно так же было. Время битвы назначено, народ разошелся и лясы друг с другом точит. Потом собрались в строй – и айда друг друга мечами и алебардами наотмашь лупить! Сражение кончилось – все вместе пиво пить отправились.
– Ты забываешь, что вот это, здешнее, баловство – оно насмерть! И мне скоро не один десяток душ в свою походную колонну прибрать придется.
– Ты просто не понимаешь! – рассмеялся великий Один. – Когда насмерть, в этом и есть весь смак, самый адреналин! Иначе не война, а онанизм какой-то получается. Оп-па! А это что?
От местных жителей отделилась троица хорошо одетых мужчин в возрасте, с Ронаном во главе, и направились они прямехонько к Фригг, безразлично созерцающей заводь.
– Дозволь обратиться, хозяйка воды, – склонил голову перед невозмутимой женщиной Ронан. – Мы прогневали тебя? Ты желаешь нас покарать? Ты желаешь что-то истребовать?
– Нет, что ты, дитя, – шевельнула губами Фригг, словно пытаясь изобразить улыбку. – Все сие – лишь невинные игры смертных. Как супруга великого Одина, давшая клятву во всем ему помогать, я привела мужа сюда. Но у меня нет вражды к здешним сестрам. Я не намерена ничего менять в вашей жизни. Пусть течет, как заведено издревле.
– Благодарю, матушка, – приложил ладонь к груди мужчина и повернулся к Викентию: – Мы согласны на твое предложение, воин! Начнем битву по сигналу рога!
– Вот это мне нравится! – встрепенулся бог войны и вскинул молот: – Стройся, удальцы! Повеселимся!
За минувший час местные жители успели собрать под три сотни воинов и добавить в свою армию еще копий и топоров. Теперь разница в силах уже не выглядела столь разительной, как вначале, и если считать, что родная земля помогает, то преимущество гостей исчезло совсем. Сомкнув щиты, дружинники и славяне замерли против друг друга на расстоянии трех десятков шагов, разглядывая будущих смертных врагов, выбирая себе жертву. Один встал в трех шагах перед строем, Ронан – позади. Наверное, это было мудрее. Но как-то – неправильно.
Внезапно низко и протяжно затрубил рог – мужчины взревели, вскинули щиты и ринулись друг на друга, а Валькирия воспарила, со смехом распростерши руки над будущими героями Валгаллы.
На поле брызнула первая кровь – при сшибке часть прошедших над щитами копий достала наконечниками лица, головы, шеи, разрывая кожу. Двух славян выбил из рати Один, метнув свой молот и тут же прикрывшись щитом. Но к тому моменту, когда оружие вернулось в руку, с одной стороны в его деревянный диск уперлись наконечники местных, с другой – поджали спину щиты дружины, и бог войны оказался намертво расплюснут между двумя живыми стенами.
На довольно долгое время в сражении возникло равновесие – из-за щитов и в давке достать друг друга, уколоть или ударить противники не могли. И противостояние свелось к упорному упрямому пыхтению – кто кого выпихнет с середины площади. Даже мелькающие над полем боя короткие копья и метательные палицы ничего не могли изменить. Иногда они попадали по головам или в плечи воинов. Но что могли изменить несколько оглушенных мужчин, если давку устроили больше полутысячи здоровых бугаев?
