– Х-ха! – жалобно треснул правый подпятник, пока стражники спешно бежали с улиц на башню.
– Х-ха! – снова хруст, и караульный начал торопливо высекать искры в жаровню.
– Х-ха! – еще удар! А жаровня еще не горела, и опечатанные номархом кувшины с маслом продолжали прятаться в тени оружейного склада.
– Х-ха! – стражники наконец-то поднялись на башню, и наверху сразу стало тесно и шумно.
– Х-ха! – воины, поправляя шапки из просоленного полотна, торопливо разбирали луки и дротики, выходя к краю стены, несколько крепких мужчин потащили за ручки тяжелые кувшины, поставили их над аркой. Хотя ломать печати правителя никто пока не рисковал.
– Х-ха! – наконец-то полыхнула солома на жаровне. Караульный быстро подгреб угли, и все облегченно вздохнули.
– Х-ха! – треск стал оглушительным, башня ощутимо дрогнула. Радостно завопили пришельцы и кинулись вперед.
– Бей их! – Стража принялась торопливо метать вниз все, что попадалось под руку: копья, дротики, камни. Однако пришедшие с моря чужаки закрывались плотными и тяжелыми деревянными щитами, и нанести им заметный урон никак не удавалось.
– Масло! – Печать наконец-то сорвали, подняли и опрокинули кувшин. Кто-то сунул в густую струю льющегося масла догорающий пучок соломы, и поток тут же превратился в текучее пламя. Однако чужаки бежали и бежали – отбрасывая загоревшиеся щиты, шагая в самый огонь, перепрыгивая полыхающие лужи. Похоже, толстая меховая одежда позволяла им не бояться жара, смертоносного для всего живого.
Вниз полетели валуны, потом еще два кувшина, опять камни. А внизу слышался стук палиц и топоров, треск ломаемых щитов, крики ярости и ужаса, предсмертные стоны.
Отбегая за очередным кувшином масла, один из мужчин глянул через край вниз. Замер.
– Что там?! – окликнули его сразу несколько голосов.
– Они прорвались! – Воин повернул к товарищам побелевшее лицо. – Поднимаются сюда!
Стражники переглянулись. Если отряд внизу разгромлен, защищать ворота смысла больше нет. Они все равно открыты для врагов… которые скоро ворвутся в дома, к их женам и детям. Однако дальние ворота еще свободны, до них люди моря пока не добрались.
Можно успеть!
Мужчины сорвались с места и помчались вдоль стены к средней лестнице.
Когда великий Один поднялся наверх – на башне уже было пусто. Викентий посмотрел с высоты на берег, потом пересек боевую площадку и бросил взгляд на город.
Отряды победителей быстро двигались по улицам, заглядывая в дома. И так до тех пор, пока не находилось еще нетронутое жилище. Тогда воины вышибали дверь – и исчезали. Их маленькая война заканчивалась.
Увы, но с дисциплиной в этом мире дела обстояли ничуть не лучше, чем с квантовой физикой.
Однако в этот раз Викентия махновщина в собственной дружине ничуть не обеспокоила. Преимущество большой армии в том, что ее хватает на все. Вот так, не спеша, занимая дом за домом, отряды будут катиться вперед до тех пор, пока не упрутся в дальнюю крепостную стену и самые восточные ворота. И город смирится пред волей пришельцев.
В щеку дохнул холодок, и рядом сгустилась Валентина, в своих безумных сапогах и шортиках, вызывающих у всех здешних жителей нечто похожее на паралич. Как только увидят одетую таким образом девушку – так сразу и столбенеют. Причем совершенно голые дамы подобной реакции ни у кого не вызывают. Уж он-то знает!
Паралич проходил, только если зевакам говорили, что пред ними богиня смерти. Тогда в мозгу несчастных все сразу становилось на свои места. Боги – не люди, богам можно все. Даже носить птичью голову и змеиные ноги.
– Скучаешь, Вик? – наклонилась чуть вперед девушка.
– Любуюсь.
– Еще один твой город?
– Нет, не мой. Зачем мне подобная обуза? – пожал плечами великий Один. – Зато воины теперь – мои. Чем больше у них побед, славы и добычи, тем больше преданности. Теперь именно я их повелитель. Они отзовутся на мой любой призыв без колебаний.
– Они там, ты здесь. Завидно, наверное, Вик? – Богиня смерти ехидно подмигнула приятелю: – Ох, Вик, трудно быть женатым, правда? Пока жена рядом, особо не погуляешь. Весь город занимается любовью, и только ты тоскуешь в одиночестве.
– Ты кое о чем забыла, Валькирия, – безмятежно улыбнулся девушке Викентий. – Здесь, на башне, у меня есть все, что нужно для счастья. Ведь я бог войны, а вовсе не любви.
Лучшая из лучших
Великий Орей, сын Макоши, шел по степи, присаживаясь у валков сохнущего сена. Опускался на корточки, ворошил ладонью, просовывал пальцы между стеблями. Иногда кивал местным женщинам: «Собирайте!» – иногда отрицательно качал головой.
Степняки заготовкой сена отродясь не занимались и потому отличить достаточно подсохшую траву от еще влажной не могли. Орей знал, чем это обычно заканчивается – полыхающими средь луга стогами, – и рисковать не желал. Слишком уж много сил в каждый из таких приднепровских стогов вложено, и слишком много они значили для его планов.
Ведя в поводу коня с сидящей на нем девушкой, юный бог обошел всю выкошенную луговину, время от времени касаясь коленей всадницы и что-то ей рассказывая. Затем поднялся в седло, прижал спутницу к себе и дал шпоры каурому скакуну. Помчался к другому покосу.
– Ты посмотри, Гривия, – опираясь на поднятые грабли, сказала пожилая женщина стоящей рядом. – Вроде и красив, и статен, и телом крепок, и от рождения бог истинный… Ан с уродины кривоногой каждую пылинку сдувает. Нормальной бабы, что ли, не нашел?
– Любовь зла, полюбишь и козла, – пожала плечами ее товарка, и они бок о бок принялись за работу.
Осмотр покосов по обоим берегам Днепра занял время до глубокой ночи. Многие луга стояли уже со сметанными стогами, иные «дозревали», третьи отчего-то не желали сохнуть, несмотря на стоящий зной. Впрочем, так было всегда и везде, и потому Орей особо не удивлялся.
Уже во мраке юные боги вернулись к кочевью престарелого Урукана. Орей спешился, взял спутницу на руки, вошел в юрту, поклонился восседающему на кошме старику в легкой замшевой рубахе и просторных штанах:
– Благодарю тебя, вождь, за помощь. Мы не забудем твою доброту.
– Хотя бы кумыса выпейте в дорогу! – предложил хозяин, неспешно пережевывая полоску вяленого мяса.
– Прости, мудрый Урукан. Уже слишком поздно, чтобы садиться к столу.
– Опусти, Орей, – тихо попросила Ящера. – Это не ты меня нести должен, а я тебя. Не то сгорим оба.
Седовласый хозяин кочевья подобрал с выстеленного коврами пола юрты охапку сухого ковыля, кинул в очаг. Пламя занялось моментально, взревело, поднявшись чуть не до продыха в потолке. Девушка обняла спутника, крепко прижалась к нему – и оба скрылись в пламени.
Старик долго смотрел им в спины, словно не веря увиденному, а потом покачал головой:
