Глаза Энди расширились, когда она отодвинулась, чтобы посмотреть на Грэма.
– Я привез тебе фотографии и снял небольшой видеосюжет, пока был там, но ты получишь гораздо лучшее представление, если все увидишь сама. Разумеется, когда будешь готова.
Ее сердце учащенно забилось. Отпуск в Италии. Вместе с ним. Как изменится ее жизнь, если у них все сложится нормально?
Возможно, это тот путь, который был так ей необходим.
– Я все-таки схожу за фриттатой. – Грэм усмехнулся, вложил ей в руку зажигалку и указал на веранду.
Той ночью, провалившись в сон, Энди вдруг неожиданно вскрикнула и проснулась. В ушах стучало, словно мимо проносился поезд, сердце бешено колотилось в груди, а сознание все еще цеплялось за туманный хаос сновидений. Лицо Пенни, колышущееся под водой, ее темные волосы, развевающиеся, словно морские водоросли. Софи в темной пещере, умоляющая прийти ей на помощь. Мартин, уходящий вместе с Софи. Лицо Софи, которая повернулась и грустно посмотрела на нее. Отец, убеждающий ее найти Пенни. Отец Софи, кричащий на нее и обвиняющий в провале поисков. Смеющаяся Пенни, которая спускается к пляжу по гребню скалы. Плачущая Софи, зовущая свою мать. Алайна, убегающая от кого-то, и Мартин, который пытается догнать ее. Люк, восстающий против своего отца. Софи, по-прежнему плачущая и снова зовущая свою мать.
Что случилось с чудесными красивыми снами о Грэме и Италии, которые она должна была видеть?
Это был лишь сон. Все, что она видела или слышала, было нереальным.
Рассудив, что теперь она вряд ли сможет быстро заснуть, Энди надела халат и тихо вышла из спальни на лестничную площадку. Двери обеих детских комнат были слегка приоткрыты. Она пошла посмотреть на Люка и обнаружила его, распростертого среди простыней во всем юношеском великолепии и спящего мертвым сном. Когда она направилась к комнате Алайны, то поняла, что думает о том, где находится Софи в этот ночной час, в эту самую минуту. Было приятно думать, что она спокойно спит или бодрствует и собирается вернуться домой.
Записи с камер наблюдения на вокзале Кестерли демонстрировали двух человек, которые при увеличении и цифровой обработке оказались непохожими на Перкинса и Софи.
Еще немного приоткрыв дверь Алайны, Энди заглянула внутрь и ощутила острый укол страха. Кровать Алайны была пуста. Ее дочери не было в комнате.
– Алайна? – прошептала она в полутьме.
Энди повернулась и проверила ванную комнату, но там было темно.
Понимая, что она реагирует слишком остро, Энди бегом спустилась по лестнице, одновременно пытаясь отгородиться от голосов и образов из сновидений. Она нашла свою дочь, свернувшуюся в кресле в углу кухни – девочка жевала тост и наблюдала за картинками, мелькающими в телевизоре с практически выключенным звуком.
– Вот ты где, – облегченно выдохнула Энди. – Что ты здесь делаешь в такой час?
Алайна пожала плечами.
– Мне не спалось. Если хочешь чаю, я только что вскипятила воду.
Энди решила, что слишком взбудоражена для чая, поэтому налила холодной воды в стакан и уселась за стол. Секунду спустя Алайна облизала крошки с пальцев, выключила телевизор и присоединилась к ней.
– Так о чем вы с Люком говорили сегодня вечером? – Энди подозревала, что речь шла о Дуге.
Алайна озадаченно нахмурилась.
– Комнаты ваших спален были открыты, – пояснила Энди. – Я подумала, что вы с Люком давно не оставались наедине друг с другом.
Алайна закатила глаза.
– Вот что значит иметь мать-сыщика! Мы все время у тебя под присмотром.
Энди улыбнулась, втайне радуясь, чтобы это было правдой.
– Если хочешь знать, мы говорили о тебе и папе, – сообщила Алайна, отпив воды из ее стакана.
Энди внутренне напряглась и откинула шелковистые светлые волосы со лба Алайны. Она знала, что судит предвзято – хотя какая мать этого не делает? – но Алайна выросла настоящей красавицей, и, хотя Энди гордилась дочерью, она беспокоилась, что о ней будут судить по внешности, забывая о том, какой умной и достойной молодой женщиной она была.
– Ты что, не хочешь узнать, что мы о вас с папой говорили? – осведомилась Алайна.
Энди покачала головой.
– Могу догадаться, что это имеет какое-то отношение к Бриджит. Наверное, тебе хотелось бы, чтобы она не приезжала, ведь сейчас неподходящее время для бабушки Кэрол, и ты боишься, что это может расстроить меня.
Алайна всплеснула руками.
– Вот видишь, тебе все известно.
Энди улыбнулась.
– Зная тебя, нетрудно обо всем догадаться, но я не хочу, чтобы ты беспокоилась по этому поводу. Рано или поздно это должно было случиться. Папа нашел себе кого-то еще… – Интересно, какой будет реакция Алайны, если она узнает, что ее мать тоже встречается с кем-то еще?
– Ты не знаешь, давно ли они вместе? – спросила Алайна.
– Нет, а ты?
Ее дочь покачала головой.
– Я не спрашивала, потому что не хочу, чтобы он говорил о ней. Лучше бы он пришел в себя и понял, что совершил ужасную ошибку: ведь на самом деле он хочет быть с тобой.
Энди ощутила знакомую тоску – напоминание о том времени, когда она страстно желала, чтобы это оказалось правдой, – и произнесла:
– Я уже говорила, что вам нужно выбросить это из головы. Папа никогда бы не ушел, если бы не имел серьезного намерения порвать со мной.
– Но почему он один должен принимать решения? Если он не поумнеет, то скоро ты начнешь встречаться с другим мужчиной. Тогда уже будет слишком поздно возвращаться назад.
Энди понимала, что сейчас не время упоминать о Грэме, поэтому сказала:
– Думаю, у них с Бриджит все серьезно, иначе она не приехала бы сюда.
– Бабушка Кэрол не хочет видеть ее на похоронах.
– Но если папа этого хочет…
– Люк собирается сказать ему, что мы этого не допустим.
Энди вздохнула.
– Я поговорю с Люком. Ссора с отцом – это последнее, что нужно им обоим, особенно сейчас, когда все переживают из-за смерти деда.
Казалось, Алайна сочла ее доводы разумными. Она взяла мать за руку и сказала:
– Если бы ты только поговорила с папой…
– Солнышко…
– Нет, я знаю, что ты собираешься сказать, но я правда думаю…
– Перестань, – мягко перебила Энди. – Мы с папой уже не живем вместе, и с тех пор многое изменилось. Сейчас все скорбят о дедушке, и вполне естественно думать о прошлом, когда все было иначе. Возможно, после похорон, когда все немного успокоятся, мы сможем обсудить этот вопрос.
Алайна наклонила голову вбок, глядя на свою мать.
– Мне очень неприятно думать, что ты несчастна.
