Мартин покачал головой, и она вздохнула.
– Боюсь, потеря деда может воскресить в его памяти все, что он чувствовал, когда потерял тебя.
Он моргнул.
– Но он не потерял меня. Я по-прежнему здесь.
– Ты знаешь, что я имею в виду. Ты больше не являешься постоянной величиной в его жизни, как раньше. Он не может обратиться к тебе в конце дня, когда ему понадобится моральная или мужская поддержка.
– Он всегда может позвонить мне. Я сотни раз говорил…
– Ты хорошо понимаешь, что это не то же самое.
Когда Мартин опустил глаза, то, судя по его напрягшимся скулам, Энди могла заметить, что смятение, которое он испытывал из-за ухода из семьи, далеко не утихло.
– Мой отец говорил ему в моем присутствии: «Не все мужчины такие, как твой отец, мой мальчик. Мы не можем просто так уйти из семьи. Некоторые из нас чтут свои обязательства, и я хочу, чтобы ты был одним из них».
Удивленная и даже немного потрясенная, Энди произнесла:
– Люк никогда не упоминал об этом.
– А я думал, что говорил.
– Твоему отцу не следовало отдалять вас друг от друга.
– Я уже сам сделал это раньше, – напомнил он. – Хотя тогда я не понимал этого. Наверное, Люк долго держал все в себе…
– Это не удивительно.
Мартин покачал головой.
– В самом деле, думаю, я просто не позаботился об этом.
Энди нахмурилась.
– Ты хочешь сказать, что не думал о том, как ему одиноко без тебя? Вы все делали вместе, повсюду ходили вместе, а потом ты просто уехал.
– Я не перестал общаться с ним и с Алайной, – возразил он. – Даже когда я в отъезде, то постоянно нахожусь на связи…
– Не стоит говорить мне то, что я уже знаю. Просто ты должен признать, что в тот день, когда ты решил, что больше не хочешь жить со мной, ты не только бросил меня и ранил мои чувства, но сделал то же самое и с нашими детьми. Подумай о том, что бы ты чувствовал, если бы твой отец расстался с матерью. Естественно, что Люк и Алайна просто защищают меня, особенно Люк. Теперь, когда тебя нет, он считает это своей обязанностью. Он хочет быть ради меня сильным, но это неправильно. Он должен сосредоточиться на собственной жизни, думать об экзаменах и поступлении в университет, о подругах и спортивных занятиях, а не беспокоиться обо мне или о том, когда ты свяжешься с ним.
Мартин явно принял ее слова близко к сердцу.
– Я понял, – сказал он. – Клянусь, я хочу изменить сложившуюся ситуацию, но не знаю, как это сделать.
Энди не привыкла видеть Мартина в замешательстве, и ей стало его жаль.
– Придется придумать какой-нибудь способ, – твердо сказала она. – Люк – твой сын. Он должен знать, что ты сделал и почему ты это сделал. По крайней мере, так он сможет осмыслить произошедшее и попробует двигаться дальше.
– А как насчет того, чтобы рассказать ему, что я задыхался и терял связь с собой и что мне не хотелось жить как раньше лишь ради того, чтобы он хорошо себя чувствовал?
Энди оставалось лишь гадать, понимает ли Мартин, какими обидными были для нее эти слова.
– Ты должен найти такое объяснение, которое заставит его чувствовать себя лучше, – ответила она. – Я не могу посоветовать тебе, что нужно сказать, поскольку это не я прекратила наши отношения.
Сглотнув, Мартин поднял бокал пива и хмуро посмотрел на жену, затерявшись в своих мыслях, а потом опустил пиво на стол.
– Знаешь, я больше года хотел поговорить с тобой по душам, – без тени иронии произнес он. – Если бы я знал, что дойдет до этого…
– Перестань, Мартин. Чего еще ты ожидал? Ты знал, что речь пойдет не только о нас, но и о детях, и, насколько мне известно, это имеет гораздо большее значение.
– Скажи честно, почему ты так долго не хотела встретиться со мной?
Энди сердито вспыхнула и ответила вопросом на вопрос:
– Ты что, таким образом подчеркиваешь, что дети не имеют для меня значения?
– Разумеется, нет, но, отгораживаясь от меня и не подпуская меня к себе, ты едва ли учитывала их интересы, не так ли?
– Ты причинил мне достаточно боли, – сказала Энди, досадуя на правоту его слов. – Я не хочу снова проходить через это и не желаю, чтобы дети видели меня в таком состоянии. Так или иначе, сейчас мы разговариваем. Просто позор, что для этого понадобилось умереть твоему отцу.
– Хочешь сказать, что ты бы не пришла, если бы не жалела меня?
– Не жалела, а сочувствовала твоей потере. Хотя ты прав: если бы не это, то, наверное, я бы не пришла.
Он изогнул бровь.
– По крайней мере, ты откровенна.
– Приятно думать, что ты ощущаешь некоторое раскаяние в том, что совершил, – сказала она и отпила глоток содовой.
– Ну конечно, я сожалею об этом! – воскликнул Мартин. – Я не собирался ранить тебя или детей, но когда появился тот контракт, я понял, как отчаянно мне хочется куда-нибудь уехать. Тогда я не сознавал, сколько всего на меня навалилось… Нет, послушай, – настоятельно продолжал он, когда Энди попыталась перебить его. – Раньше я пытался рассказать тебе об этом, но ты и слышать не хотела. Ты не знаешь, каково быть отцом, который постоянно сидит дома, поэтому тебе трудно меня понять. Если бы ты понимала, то согласилась бы, что это губительно для души, – не потому, что ты не любишь своих детей, а потому, что ты практически перестаешь существовать за пределами их потребностей…
– Тем не менее ты смог построить успешный бизнес и каким-то образом удерживал свои чувства при себе, ведь ты никогда не обсуждал их со мной.
– Поверь, я пытался, но ты каждый раз меняла тему, как будто мой мир и мои потребности не шли ни в какое сравнение с настоящими проблемами, которые ты решала на работе.
Это признание заставило Энди ненадолго задуматься.
– Я никогда так не считала, – наконец ответила она. – В сущности, когда ты настаивал, я брала отгулы…
– Ты уделяла нам несколько часов, Энди, и даже, может быть, проводила неделю здесь, в Кестерли, прежде чем сорваться в Лондон для очередного расследования. И знаешь, что действительно меня достало? Не только то, что сначала ты не собиралась поступать в полицию, а потом изменила свое решение, хотя это само по себе было достаточно плохо. Дело в том, что ты вела себя как твои родители и отправляла детей в Кестерли на лето, а сама полностью отдавалась работе, как будто не понимая, что ты подвергаешь наших детей опасности поступить так же, как твоя сестра.
Энди побледнела.
– Если ты внушил себе эту чушь для оправдания своего ухода, то ты просто отвратителен, – яростно заявила она. – Использовать исчезновение Пенни таким образом… Боже, не могу поверить, что ты хотя бы думал об этом, а тем более произнес это вслух.
