– Ты что, не видишь, что муж у нее пришел из тюрьмы. Хочешь, чтобы он тебе ребра переломал?
– Не хочу.
– А тогда какого черта выделываешься? Я тебя тащу из квартиры, а ты упираешься!
– Мы к тебе идем? – не унимался Бухлов.
– Идем, только у меня ни есть, ни пить нечего.
– Это не вопрос, все устроим! – Бухлов вытащил из кармана деньги и скомандовал: – стоять здесь и ждать меня, – и исчез в дверях магазина.
У Ритки дома Бухлов неожиданно протрезвел и с любопытством осмотрелся.
– Квартирка хорошая. Твоя или снимаешь?
– А ты жениться на мне хочешь? Приданое проверяешь?
– Если что, я женат. А Алка-то какова! Пригласила и нате, мужик с кулаками на входе.
Он потряс головой, вспоминая эту картину. В кухне мужчина поставил на стол пакеты.
– Разбирай!
В постели Бухлов оказался неловким и суетливым.
«Кто сказал, что самый лучший любовник – это полный, лысый и немолодой мужчина? – думала Ритка. – Вон он сопит, кряхтит, храпит и не приносит никакого удовольствия».
Но у нее нет выхода, ей пока нужен этот «папик», потому что кто-то должен ее содержать. Идти работать самой не хотелось, такая мысль пришла ей в голову, но как-то быстро исчезла. Рита была довольна тем, что удачно продала запись, и дальнейшая судьба материала ее больше не интересовала. Она знала другое, на эти деньги можно было купить много шмоток и спиртного, потому что ее организм не забывал, какой кайф он получал от этого, как возникала эйфория, чувство необыкновенного душевного и телесного комфорта.
Ритка отодвинула спящего мужика и прошла на кухню, пузатая бутылочка с золотистым напитком словно ждала ее и подмигивала искристым содержимым. После того как Рита приняла стаканчик, ее лицо раскраснелось и затуманенное сознание сосредоточилось на приятной теплой волне, которая разлилась по всему телу, как легкое поглаживание. Ей казалось, что ощущения от спиртного сродни сексуальному всплеску, дает такое же неописуемое удовольствие. Она вернулась в комнату, и ее развеселила картина: обнаженный Бухлов спал, как маленький мальчик, подогнув ноги и раскрыв рот. Ритка потрогала его твердую треснутую пятку и развеселилась еще больше.
– Бухлов! Подъем! За вами пришли, – заорала она.
Бухлов подскочил, ничего не соображая, и тупо уставился на Ритку.
– Шутишь, маленькая!
– Я уже большая, дяденька, раз ты со мной спишь.
– Скажи, а правда, что ты была любовницей Шинкова?
– Да какая тебе разница, Бухлов? Ты то к квартире моей прицениваешься, то ко мне. Точно, решил жениться, не иначе, – забавлялась она, и ей уже не был противен толстый и лысый дядька, лежащий у нее в кровати.
– Пожрать что-нибудь осталось? А то Алка не накормила в этот раз. Да и ходить к ней больше нельзя.
– Если хочешь уцелеть, то лучше не суйся, кулак у ее мужика тяжелый.
– Так я к тебе буду ходить. У меня жена больная, а мужчине без женщины никак.
Ритка засмеялась.
– А что с тебя можно взять? Квартиру оплачивать сможешь? Содержать меня сможешь?
– Ты не смотри, что я лысый да приземистый, бизнес какой-никакой имеется, прокормить тебя смогу, бриллиантов, как мэр, дарить не обещаю, но если хорошо себя будешь вести, постараешься, то в накладе не останешься.
– Я, между прочим, девочка покладистая, – пропела Ритка и направилась снова в кухню, ей так захотелось продлить чудные ощущения от вискарика.
Глава 44
«Женский клуб» о женских судьбах
Серафима решила, что статья в первый номер ее газеты должна быть «бомбой», сенсацией. Нельзя обойти историю про мэра и все, что дальше тянется запутанным клубочком. Вот только женские имена в этой истории она заменит: одних уже не вернуть, а других нужно пожалеть, им жить дальше. Всегда в таких проблемных темах журналист должен встать на чью-то сторону, защитить обиженных, помочь пострадавшим восстановить справедливость. В ее материале не будет заурядных фактов, и они получат высокую скорость распространения. Это хорошо, что газета с мальчиком Цепляйло никуда не исчезла, потому что медийная среда должна быть конкурентной, и Сима со своей журналистской командой готова посоревноваться.
Сегодня в «женском клубе» она очень осторожно скажет про газету, ее подружки дамы впечатлительные.
Они собирались, как прежде, на свое дамское времяпровождение и, если кто-то когда-то говорил, что женщины дружить не умеют, вероятно, сам попадал под каток женской хитрости и коварства. Эти женщины умели дружить, поддерживать друг друга и во всем помогать, ведь известно, что если разделишь свои трудности пополам с другом, то они заметно уменьшаются. Но сегодня подруги чувствовали, что что-то реально изменилось, то ли атмосфера была другая, напряженная, натянутая, то ли происходило все это потому, что Серафима предложила помянуть Ингу. Она не скрывала своих слез.
– У меня такое ощущение, что я виновата в ее смерти!
– У тебя что сегодня, приступ самокопания? Ты знала ее так мало, что тебе не за что себя корить, – возразила Ася.
– Есть, есть, вы же не знаете!
– Рассказывай, если не знаем – узнаем.
– Я цинично ее подставила, а у нее уже запас прочности закончился. Я же не знала. – Сима залилась слезами.
– А что тогда про мой запас прочности говорить, он у меня давно закончился.
– Как у вас с Никитой? – Сима сразу перестала плакать.
– Боюсь об этом говорить. Нас словно каток переехал. Понемногу приходим в себя.
– Ага, каток по имени Рита, – вставила Ирина.
– Я всегда думала, что у нас сил хватит и на эту девочку, и на эту жизнь. И поняла, что замуж, наверно, не так страшно выходить, разойтись всегда можно, а ребенок – это навсегда. А недавно ждала Никиту в магазине на скамейке, а рядом дедуля присел. Разговорились, я сказала, что работаю учительницей. Он был уверен в том, что если я учительница, то значит, много получаю. Когда я сказала о том, что добавляют нам всего по сто рублей к зарплате, то он очень удивился. Значит, говорит, ты тоже пришла на праздник, и поясняет, что он на свою пенсию ничего в этом супермаркете купить не может, но почти каждый день приходит сюда, смотрит на очередь, для него это праздник, и представляет, будто он сам много чего покупает. Мне его так жалко стало, Никита с покупками вышел, я отдала ему сок, печенье, ну чтобы хоть как-то помочь.
– Это ты к чему, Аська?
– Понимаете, девочки, многие из нас так и не участвуют в жизненных процессах, смотрят со стороны. У дедушки денег нет, а у сотен тысяч людей нет жизненных сил, чтобы пройти, растолкать кого-то локтями и занять свое место.
– Ты хочешь сказать, что пыталась занять чужое место? Место Риткиной матери? – удивилась Сима. – Тебе к психотерапевту надо, моя дорогая, мозги вправить!
