– Ох, наверное, дядю Линкольна.
Он все больше и больше ощущал ее присутствие рядом. Куда бы они ни шли, он слышал вслед: «…Очаровательная», и вот теперь парочка за соседним столиком наблюдала за ней, затаив дыхание, глядя на нее так, как будто она была всего лишь хрупким цветком.
– Почему я живу не с тобой? – внезапно спросила она. – Потому что мама умерла?
– Ты должна оставаться здесь и хорошенько выучить французский. Папочке будет тяжело так же хорошо о тебе заботиться.
– Вообще-то я уже не слишком сильно нуждаюсь в заботе. Я могу делать все для себя сама.
На выходе из ресторана его неожиданно окликнули мужчина и женщина.
– О, добрый старый Уэльс!
– Привет-привет, Лорейн… Дунк.
Внезапные призраки прошлого: Дункан Шаффер, друг из колледжа. Лорэйн Карлс, очень миловидная светлокожая блондинка около тридцати, одна из тех, кто помогал превращать месяцы в дни во времена роскоши три года назад.
– В этом году мой муж не смог приехать, – сказала она в ответ на его вопрос. – Мы бедны как церковные мыши. Так что он выдает мне по две сотни в месяц, и я могу делать с ними все что захочу. Это и есть твоя маленькая девочка?
– Может быть, вернемся и посидим немного? – спросил Дункан.
– Нет, не могу. – Он был рад тому, что у него было оправдание. Как всегда, он почувствовал страстное, провоцирующее обаяние Лорейн, но его собственный ритм звучал сейчас иначе.
– Что же, а как насчет ужина? – спросила она.
– Я занят. Оставь мне свой адрес, и я позвоню, с твоего разрешения.
– Чарли, мне кажется, ты трезв, – сказала она с судейской интонацией. – Честно, я думаю, он и правда трезв, Дунк. Ущипни его, и мы посмотрим, так ли это.
Чарли мотнул головой в сторону Гонории. Они оба рассмеялись.
– Где ты живешь? – спросил Дункан с ноткой скепсиса.
Он засомневался, не горя желанием называть название отеля.
– Я еще не устроился. Давай лучше я тебе сам позвоню. Мы собираемся пойти посмотреть водевиль в «Эмпайр».
– Ну вот! Это именно то, что я хотела сделать, – сказала Лорэйн. – Всегда хотела посмотреть на клоунов и акробатов, а еще на фокусников. Этим мы и займемся, правда, Дунк?
– У нас есть еще одно важное дело, – сказал Чарли. – Так что, возможно, увидимся уже там.
– Хорошо, ну ты и сноб… До свидания, прекрасная малышка.
– До свидания.
Гонория вежливо кивнула стриженой головой.
Не самая приятная встреча. Они любили его, потому что он был человеком действия, потому что был серьезен, они хотели его увидеть, потому что он был сильнее, чем они сейчас, и они хотели ощутить устойчивость, рожденную его силой.
В «Эмпайр» Гонория с достоинством отказалась сесть на его подложенное пальто, она уже была личностью со своей собственной индивидуальностью, и Чарли все больше завладевала мысль о необходимости вложить в нее что-то от него, пока она окончательно не сформировалась. Узнать ее за такое короткое время было безнадежным занятием.
В перерыве между действиями они столкнулись с Дунканом и Лорейн в лобби, где наяривал оркестр.
– Выпьем?
– Хорошо, но не в баре. Сядем за столик.
– Идеальный отец.
Рассеянно прислушиваясь к Лорейн, Чарли увидел, как взгляд Гонории оторвался от их столика, и он задумчиво проследил за ним, размышляя, куда же он направляется. Он перехватил ее взгляд, и она улыбнулась.
– Мне понравился лимонад, – сказала она.
Что она сказала? Что он ожидал услышать? По дороге домой в такси он притянул ее к себе, пока ее голова не прижалась к его груди.
– Дорогая, ты когда-нибудь думаешь о своей маме?
– Да, иногда, – туманно ответила она.
– Я не хочу, чтобы ты ее забывала. У тебя есть ее фотография?
– Да, мне так кажется. В любом случае у тети Марион есть. Почему ты не хочешь, чтобы я ее забывала?
– Она так сильно тебя любила.
– Я тоже ее любила.
Они замолчали на мгновение.
– Папочка, я хочу приехать и жить с тобой, – внезапно сказала она.
Его сердце екнуло, он хотел услышать нечто подобное.
– Разве ты не счастлива?
– Да, но я люблю тебя больше всех на свете. И ты любишь меня больше всех, правда, теперь, когда мамочка умерла?
– Конечно, я люблю тебя. Но ты не всегда будешь любить меня так сильно, милая. Однажды ты вырастешь и встретишь кого-нибудь одного с тобой возраста, выйдешь за него замуж и забудешь, что у тебя когда-то был папочка.
– Да, это правда, – спокойно согласилась она.
Он не стал заходить. Ему нужно было вернуться к девяти, и он хотел быть свежим и бодрым, чтобы сказать то, что намеревался.
– Когда приведешь себя в порядок, покажись в окошко.
– Хорошо. До свидания, папа, папочка, папуля.
Он ждал на темной улице, пока она не появилась, теплая и светящаяся, в окне наверху, и не отправила ему воздушный поцелуй.
III
Они его ждали. Марион сидела за кофейным столиком в льстящем ей черном вечернем платье, намекающем на невосполнимую утрату. Линкольн ходил вверх и вниз, имея при этом выражение лица человека, который только что сказал речь. Они нервничали, так как он должен был поднять главный вопрос. И он незамедлительно это сделал.
– Полагаю, вы знаете, почему я встретился с вами, – по этой причине я приехал в Париж.
Марион поиграла с черными звездочками на своем ожерелье и нахмурилась.
– Я ужасно нервничаю, когда речь заходит о доме, – продолжил он. – И еще больше я нервничаю при мысли, что в нем будет Гонория. Я благодарен, что вы взяли ее к себе в память о ее матери, но теперь все поменялось. – Он помедлил и продолжил с еще большим чувством: – Для меня все совершенно поменялось, и я прошу вас еще раз все обдумать. Будет глупо отрицать, что три года назад я вел себя чертовски неправильно… – Марион сурово на него взглянула. – Но это все закончилось. Я уже сказал, что не пью больше одного стакана в день уже почти год, и я еще задумаюсь, пить ли его, так что проблема алкоголя в моем представлении остро не стоит. Вы понимаете, к чему я веду?
– Нет, – коротко ответила Марион.
– Я притормозил. Теперь все будет в должных рамках.
– Я понял, о чем ты, – сказал Линкольн. – Ты не хочешь признать, что тебя к этому по-прежнему тянет.
– Что-то вроде этого. Иногда я забываю об этом и вообще не пью. Но стараюсь все же не забывать. Так или иначе, я не могу позволить себе много выпивать в моем положении. Люди, которых я представляю, более чем удовлетворены тем, что я сделал, и я уговорил свою сестру приехать из Берлингтона, чтобы помогать по дому, и я ужасно хочу, чтобы Гонория жила со мной. Вы знаете, даже когда между ее мамой и мной было не все гладко, мы никогда не позволяли этому затронуть Гонорию. Я знаю, она любит меня, и еще я знаю, что я в состоянии позаботиться о ней… ну вот, я все сказал. Что вы об этом думаете?
