Он и Марион на минуту остались в комнате вдвоем, и, поддавшись импульсу, он быстро проговорил:
– Семейные ссоры – это очень горько. Они никогда не происходят по правилам. Они не похожи на ранки или царапины, а больше на разрывы на коже, которые не заживают, потому что не хватает сил. Я бы очень хотел, чтобы мы с тобой ладили получше.
– Некоторые вещи очень трудно забыть, – ответила она. – Это вопрос доверия. – На это не последовало ответа, и она спросила: – Когда ты планируешь ее забрать?
– Как только я смогу найти гувернантку. Надеюсь, не позднее послезавтра.
– Это невозможно. Мне нужно привести в порядок ее вещи. Не раньше субботы.
Он ухмыльнулся. Вернувшись в комнату, Линкольн предложил ему выпить.
– Я буду свою обычную порцию виски, – сказал он.
Здесь было тепло, здесь ощущался дом, люди собирались у камина. Дети чувствовали себя в полной безопасности и под присмотром, мама и папа были серьезны, внимательны. Им нужно было заняться детьми, и это было важнее, чем его визит. «Ложка с лекарством, в конце концов, важнее, чем натянутые отношения между Марион и мной». Они не были скучными людьми, просто они были погружены в повседневные заботы и обстоятельства. Он подумал, не мог ли он каким-то образом освободить Линкольна от его рутины в банке.
Долгий звонок в дверной колокольчик, няня прошла мимо них и вышла в коридор. Дверь открылась после другого долгого звонка, затем зазвучали голоса, и три человека в гостиной выжидательно посмотрели вверх, Ричард подвинулся, чтобы коридор был в его поле зрения, а Марион поднялась. Затем служанка вернулась, а сразу следом за ней послышались голоса, которые при свете оказались Дунканом Шафером и Лорейн Карлс.
Они были веселы, дурачились и смеялись. На мгновение Чарли изумился, не поняв, как они умудрились пронюхать адрес Петерсов.
– Ага. – Дункан дурашливо погрозил Чарли пальцем. – Ага!
И они оба разразились очередным приступом хохота. Растерянно и с упавшим сердцем Чарли быстро пожал им руки и представил Линкольну и Марион. Марион кивнула, не утруждая себя разговором. Она на шаг отступила к камину, ее маленькая девочка прижалась к ней, и Марион положила руку ей на плечо.
Со все возрастающим беспокойством, вызванным этим вторжением, Чарли ждал от них какого-то объяснения. После попытки сосредоточиться Дункан сказал:
– Мы пришли, чтобы позвать тебя на ужин. Лорейн и я настаиваем, чтобы вся неразбериха с твоим адресом закончилась.
Чарли подошел к ним поближе, как бы вынуждая их отступить в коридор.
– Извините, но я не могу. Скажите мне, где вы будете, и я позвоню через полчаса.
Это не произвело никакого эффекта. Лорейн внезапно опустилась на краешек стула и сфокусировала взгляд на Ричарде, воскликнув: «О, какой милый маленький мальчик. Подойди ко мне, малыш». Ричард посмотрел на маму, но не двинулся с места. Театрально всплеснув руками, Лорейн повернулась к Чарли.
– Пошли ужинать. Уверена, твои родственники не станут возражать. Мы так редко тебя видим. Но метко.
– Я не могу, – резко сказал Чарли. – Вы ужинайте без меня, а я вам позвоню.
В ее голосе появились неприятные нотки:
– Ну хорошо, мы уйдем. Припоминаю я, как ты однажды ломился в мою дверь, а на часах было четыре утра. Я хорошенько поднаторела в том, чтобы найти тебе выпивку. Пошли, Дунк.
Замедленными движениями, с размытыми сердитыми выражениями на лицах, нетвердой походкой они вышли в коридор.
– Спокойной ночи, – сказал Чарли.
– Спокойной ночи, – подчеркнуто холодно ответила Лорейн.
Когда он вернулся в гостиную, Марион не двинулась с места, только ее сын стоял теперь в кольце ее рук. Линкольн по-прежнему раскачивал Гонорию назад и вперед, как маятник.
– Какое бесстыдство! – разорвал тишину Чарли. – Какое возмутительное бесстыдство!
Никто из них ему не ответил. Чарли рухнул в кресло, схватил свой бокал, поставил его обратно и сказал:
– Люди, которых я не видел два года, имеют невероятную наг…
Он замолчал. Марион в ярости выдохнула, резко отвернулась от него и вышла из комнаты.
Линкольн осторожно усадил Гонорию.
– Дети, идите и начинайте есть свой суп, – сказал он, и когда они послушно ушли, повернулся к Чарли: – Марион нехорошо, и ей нельзя волноваться. Люди такого типа причиняют ей физическую боль.
– Я не просил их приходить сюда. Они выпытали у кого-то ваш адрес и умышленно…
– Понятно, но это все не очень хорошо. Делу это никак не поможет. Пожалуйста, дай мне минутку.
Оставшись в одиночестве, Чарли в напряжении сидел на стуле. В соседней комнате он слышал, как дети ужинали, односложно переговариваясь, уже забыв недавнюю сцену. Он услышал обрывки разговора из комнаты взрослых, затем треньканье телефона и звук снятой трубки и в панике пересел в другую часть комнаты, подальше от этих звуков.
Через минуту Линкольн вернулся:
– Послушай, Чарли. Думаю, нам стоит отменить сегодняшний вечер. Марион не в самой лучшей форме.
– Она злится на меня?
– Вроде того, – сказал он почти грубо. – Она не очень сильна и…
– Ты хочешь сказать, что она передумала насчет Гонории?
– Прямо сейчас она в плохом расположении духа. Я не знаю. Позвони мне завтра в банк.
– Прошу тебя, объясни ей, что я никогда и помыслить не мог, что эти люди заявятся сюда. Я так же расстроен, как и вы.
– Сейчас я ничего не смогу ей объяснить.
Чарли поднялся. Он взял пальто и шляпу и направился к коридору. Затем он открыл дверь в столовую и сказал странным голосом:
– Спокойной ночи, дети.
Гонория вскочила и оббежала вокруг стола, чтобы обнять его.
– Спокойной ночи, милая, – пробормотал он и затем постарался, чтобы голос звучал нежнее, умиротворяюще: – Спокойной ночи, мои дорогие.
V
Чарли направился прямо в «Ритц», обуреваемый идеей найти Лорейн и Дункана, но их там не было, и он понял, что в любом случае он мало что может сделать. Он не притронулся к своему стакану у Петерсов и сейчас заказал виски с содовой. Пол подошел, чтобы поздороваться.
– Как все изменилось, – грустно сказал он. – Сейчас мы имеем вполовину меньше того, что имели раньше. Я слышал о стольких людях в Штатах, которые потеряли все, что имели, если не в первую волну кризиса, то во вторую. Ваш приятель Джордж Хардт потерял все до последнего цента. Вы возвращаетесь в Штаты?
– Нет, у меня бизнес в Праге.
– Слышал, что вы потеряли почти все во время кризиса?
– Так и было, – добавил он беспощадно. – Но основное я потерял во время подъема.
