Книга Нежные юноши, страница 133. Автор книги Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Нежные юноши»

Cтраница 133

– Когда уедет Билл, я буду сидеть здесь каждый вечер в полном одиночестве. Быть может, вы иногда будете приглашать меня на танцы в загородный клуб? – В ответ на это жалостное пророчество Билл рассмеялся. – Одну минуточку, – прошептала Эйли. – Ваши пушечки висят как-то криво!

Она поправила значок в моей петлице, почти целую секунду глядя мне в глаза – во взгляде читалось нечто большее, чем простое любопытство. Это был вопросительный взгляд, она будто спросила: «А может быть, это ты?» Как и лейтенант Кэнби, я крайне неохотно скрылся в потерявшей вдруг все свое очарование ночи.

Через две недели я сидел с ней на той же самой веранде – лучше сказать, она полулежала у меня в объятиях, при этом умудряясь едва касаться меня; как ей это удавалось, я уже не могу припомнить. Я безуспешно пытался ее поцеловать, и длилось это вот уже почти целый час. У нас с ней было нечто вроде шутки о том, что я веду себя неискренне. Я утверждал, что влюблюсь в нее, если она позволит мне себя поцеловать. Она возражала, что ей совершенно ясно, что я веду себя неискренне.

В перерыве между двумя моими попытками она рассказала мне о своем брате, который умер, когда учился на последнем курсе в Йельском университете. Она показала мне его фотографию: красивое, серьезное лицо с прядкой на лбу, как на рисунках Лейендекера, – и сказала, что выйдет замуж, как только встретит кого-нибудь, кто будет похож на брата. Такая идеализация семейного сходства показалась мне бесперспективной; даже с моей дерзкой уверенностью вряд ли имело смысл пытаться конкурировать с мертвецом.

Так у нас проходили и этот вечер, и все остальные вечера; я уходил обратно в лагерь, вспоминая запах цветов магнолии и чувствуя легкое неудовлетворение. Я так ее и не поцеловал. Я водил ее на водевили, а субботними вечерами мы с ней ездили в загородный клуб, где она редко танцевала хотя бы десяток тактов с одним и тем же мужчиной; она приглашала меня на барбекю и на буйные арбузные вечеринки, и ей никогда не приходило в голову, что наши с ней отношения стоило бы развить до романа. Теперь мне ясно, что это было бы совсем не сложно, но она была мудрой в свои девятнадцать лет и видела, что эмоционально мы с ней несовместимы. Поэтому вместо любовника я стал ее наперсником.

Мы разговаривали о Билле Ноулзе. К Биллу она относилась серьезно, поскольку, хотя она сама никогда бы в этом не призналась, один учебный год, проведенный в школе в Нью-Йорке, а также студенческий бал в Йеле заставили ее обратить взор на север. Она говорила, что вряд ли выйдет замуж за южанина. А я постепенно стал замечать, что она сознательно и нарочно старалась отличаться от других девушек, певших негритянские песни и резавшихся в кости за столами в баре загородного клуба. Вот почему и Билла, и меня, и всех остальных к ней так тянуло. Мы узнавали в ней «свою».

Весь июнь и июль, пока до нас доходили слабые и бесплодные слухи о сражениях и ужасах, творившихся в Европе, взгляд Эйли блуждал по залу загородного клуба, ища чего-то то здесь, то там, среди высоких молодых офицеров. Нескольких она приблизила к себе, выбирая с неизменной проницательностью – за исключением лейтенанта Кэнби, которого она, как говорила, «презирала», но при этом в свиданиях не отказывала, «потому что он такой искренний», – так что все лето мы все по очереди проводили с ней вечера.

Как-то раз она отменила все назначенные свидания: Билл Ноулз получил увольнение и должен был приехать. Об этом событии мы говорили с беспристрастностью ученых: сможет ли он сподвигнуть ее принять решение? Лейтенант Кэнби, наоборот, утратил всякую беспристрастность и надоел буквально всем. Он объявил ей, что если она выйдет замуж за Ноулза, то он поднимется на аэроплане на шесть тысяч футов, заглушит мотор и рухнет вниз. Он ее испугал: мне пришлось уступить ему мое последнее свидание накануне приезда Билла.

В субботу вечером она пришла в загородный клуб с Биллом Ноулзом. Они так хорошо смотрелись вместе, что я вновь почувствовал зависть и печаль. Они вышли танцевать, и оркестр-трио заиграл «Когда ты ушел»; я никогда не забуду, как мучительно-неполно звучала песня в том исполнении, словно каждый аккорд выцеживал по капле драгоценную минуту того вечера. К тому времени я уже полюбил Тарлтон и стал почти в панике оглядываться, не появится ли какое-нибудь лицо и для меня из теплой, поющей окружающей тьмы, откуда возникали пара за парой в серебристом органди и в коричневой униформе. Это было время молодости, военное время – и никогда вокруг меня не было так много любви.

Мы танцевали с Эйли, и вдруг она предложила выйти на улицу, к машине. Ей хотелось знать, отчего это сегодня никто не «перехватывает» ее во время танца. Они все что, решили, что она уже вышла замуж?

– А ты собираешься?

– Не знаю, Энди; иногда он обращается со мной как со святыней, и меня дрожь пробирает. – Ее приглушенный голос, казалось, доносился издалека. – А затем…

Она рассмеялась. Ее тело, столь хрупкое и нежное, касалось меня, она смотрела мне прямо в глаза – и вдруг, несмотря на Билла Ноулза в десяти ярдах от нас, я наконец-то получил возможность ее поцеловать. Наши губы соприкоснулись, будто на пробу; но из-за ближайшего к нам угла веранды появился какой-то авиатор, вгляделся во тьму и застыл.

– Эйли!

– Да.

– Ты слышала, что случилось сегодня вечером?

– А что? – Она вытянулась вперед; в ее голосе тут же послышалось напряжение.

– Гораций Кэнби разбился. Насмерть.

Она медленно встала и шагнула из машины.

– Ты хочешь сказать, что он умер? – переспросила она.

– Да. Никто не знает, в чем причина. Его самолет…

– Ах! – Режущий ухо шепот донесся сквозь руки, которыми она вдруг закрыла лицо.

Мы беспомощно смотрели, как она прислонилась щекой к машине, давясь и утирая слезы. Спустя минуту я пошел за Биллом, который стоял у стенки, взволнованно ища ее глазами, и сказал ему, что она хочет ехать домой.

Я присел на ступеньках крыльца. Кэнби я не любил, однако его ужасная, бессмысленная смерть была для меня более реальной, нежели ежедневные тысячные потери войск во Франции. Через несколько минут на улицу вышли Эйли и Билл. Эйли чуть всхлипывала, но, увидев меня, взяла себя в руки и подошла ко мне быстрым шагом.

– Энди, – тут же негромко сказала она, – само собой, ты не должен никому рассказывать о том, что я рассказала тебе вчера про наш разговор с Кэнби. Никому не говори, что он мне сказал!

– Ну, разумеется, не расскажу.

Она еще секунду смотрела на меня пристально, как бы спрашивая, можно ли мне верить. В конце концов, она решила, что можно. Затем странно вздохнула – так тихо, что я подумал, будто мне это показалось, – а на ее лице появилось выражение, которое можно было описать лишь как шуточное отчаяние.

– Эн-ди!

Мне стало неловко, и я уставился в землю, понимая, что она пытается привлечь мое внимание к непроизвольному и гибельному действию ее чар на мужчин.

– Доброй ночи, Энди! – крикнул Билл, когда они садились в такси.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация