– Это похуже обычной катастрофы, – сухо сказал он. – Оно уже просто начинает надоедать!
IV
Той весной торнадо в Алабаме больше не появлялись. Второй – все думали, что это был первый, который вернулся, ведь для округа Чилтон стихия превратилась во вполне реального врага, в чем-то сродни языческому божеству – унес с собой дюжину домов, и среди них дом Джина Дженни, и нанес телесные повреждения тридцати жителям. На этот раз никто не погиб – возможно, потому, что каждый уже выработал для себя определенный метод спасения. Свой драматический прощальный поклон торнадо совершил, прогулявшись по главной улице Бендинга, опрокинув телеграфные столбы и вдребезги расколошматив витрины трех лавок, среди которых оказалась и аптека доктора Дженни.
К концу недели стали вновь подниматься дома, отстроенные из старых досок; не успело кончиться долгое и пышное алабамское лето, как на свежих могилах зазеленела трава. Но должны пройти годы, прежде чем жители округи перестанут говорить «это было до торнадо» или «это случилось после торнадо», а для многих семей прежний уклад не восстановится уже никогда.
Доктор Дженни решил, что для отъезда это время годится не хуже любого другого. Он распродал остатки запасов товара из своей аптеки, опустевшей из-за благотворительности и катастрофы, и временно переписал свой дом на брата, пока Джин не отстроится заново. Он уезжал в город на поезде, поскольку машина так разбилась об дерево, что доехать на ней теперь можно было разве что до станции.
Несколько раз на пути он останавливался у обочины, чтобы попрощаться – среди прочих навестил он и Уолтера Каппса.
– И до тебя он все же добрался, – сказал доктор, поглядев на наводивший уныние сарай, одиноко торчавший на участке.
– Да, и еще как, – ответил Уолтер. – Но ты только подумай: мы все шестеро были в доме или поблизости, и никто не пострадал! Хорошо хоть так; спасибо тебе, Господи, и за это.
– Да, тут тебе повезло, Уолт, – согласился доктор. – А ты, случайно, не слыхал, куда Красный Крест отправил маленькую Элен Килрейн – в Монтгомери или в Бирмингем?
– В Монтгомери. Знаешь, я ведь был тут, когда она пришла в город с этой кошкой, пытаясь найти кого-нибудь, кто смог бы перевязать кошке лапу. Она, должно быть, несколько миль прошла под дождем и градом, но для нее было важно только, чтобы оказали помощь ее котенку! Плохо мне было, но даже я не мог не рассмеяться, когда про это услыхал: какая же храбрая девчонка!
Доктор какое-то время помолчал.
– А не припомнишь, остался у нее кто-нибудь?
– Нет, не знаю, – ответил Уолтер, – но кажется, что нет.
У бывшего дома брата доктор сделал последнюю остановку. Вся семья была здесь, даже самые маленькие, и все работали среди руин. Батч уже успел поставить сарайчик, чтобы складывать туда спасенное добро. Не считая его, от прежнего аккуратного участка осталась лишь стеночка из белых круглых камней, которая должна была идти вокруг сада.
Доктор вытащил из кармана сто долларов разными банкнотами и сунул их Джину.
– Когда-нибудь потом отдашь, но особо не переживай, – сказал он. – Это деньги, которые я выручил за лавку. – Он не стал слушать благодарности Джина. – Хорошенько упакуй мои книги, когда я за ними пришлю!
– Собираешься опять начать практику, Форрест?
– Может, и попробую.
Братья пожали друг другу руки; рукопожатие длилось чуть дольше обычного. Двое самых младших подошли, чтобы попрощаться. Роуз стояла вдали, на ней было старое синее платье – у них не было денег, чтобы надеть траур по старшему сыну.
– До свидания, Роуз! – сказал доктор.
– До свидания, – ответила она и добавила безжизненным голосом: – Удачи тебе, Форрест.
На одно мгновение ему очень захотелось сказать что-нибудь в утешение, но он видел, что не стоило. Он ведь пошел наперекор материнскому инстинкту, а это была та же сила, которая отправила Элен в ненастье искать помощи раненой кошке.
На станции он купил билет в один конец до Монтгомери. Деревня выглядела серой и монотонной под светом запоздалого весеннего солнца, и, когда поезд тронулся, ему даже не поверилось, что полгода назад все здесь ему казалось не хуже, чем везде.
В отделении для белых сидячего вагона он оказался один; он тут же нащупал бутылку в кармане и извлек ее оттуда. «В конце концов, мужчина сорока пяти лет имеет право воспользоваться эликсиром храбрости, когда начинает жизнь заново». Он стал думать об Элен. «Родни у нее не осталось. Значит, теперь это моя маленькая дочка».
Он похлопал по бутылке, а затем поглядел на нее так, словно увидел впервые.
«Ну что ж, старый друг, придется мне тебя на время оставить. Любому котенку, которому уделяют столько внимания и заботы, наверняка нужно много обезжиренного молока».
Он устроился поудобнее на сиденье и стал смотреть в окно. Вспоминая ту ужасную неделю, он чувствовал, как вокруг него носится ветер, пытаясь добраться до него под видом сквозняка из коридора вагона, – все ветры мира: циклоны, ураганы, торнадо, серые и черные, внезапные и ожидаемые, дующие с небес, дующие из адской бездны.
Но он больше никогда не позволит им прикоснуться к Элен – он сделает все, что в его силах.
Он ненадолго задремал, но его разбудил навязчивый сон: «Папа закрыл меня собой, а я защищала котенка».
– Ладно, Элен! – произнес он вслух. – Думаю, что, каков бы ни был ветер, старый бриг еще подержится на плаву.
Я был рядом, держась позади, чтобы пройти с ней хотя бы несколько шагов от гостиной до входной двери. О большем я и не мечтал, потому что она вдруг внезапно расцвела, а я – подросток всего на год младше нее – цвести пока даже не собрался и едва осмеливался приблизиться к ней всю ту неделю, которую мы провели дома на каникулах. Я не собирался ни говорить с ней, ни даже касаться ее все предстоявшие нам десять футов пути; но была у меня смутная надежда, что она сама что-нибудь сделает, может быть, немного пококетничает, и я буду думать, что это – лично для меня, раз уж мы оказались наедине.
Внезапно меня околдовало мерцание ее коротко стриженных, до шеи, волос и спокойная неприкрытая уверенность, которая у привлекательных американок всегда становится глубже и заметней годам к восемнадцати. Свет лампы блуждал в ее светлых прядях.
Она уже почти перенеслась в другой мир – мир Джо Джелка и Джима Кэткарта, уже поджидавших нас в автомобиле. Еще год, и она навсегда оставит меня позади.
