4
– Это был последний из твоих людей?
Я тяжело дышал. За моей спиной умирающий продолжал скрести ногами по полу. По другую сторону двери стояли Холден и Дженни. Корчащийся в судорогах караульный преграждал им дорогу. Долго ждать им не пришлось. Из горла караульного вырвался хриплый кашель. Его тело сорвалось с меча и распласталось на полу. Холден и Дженни вбежали в комнату.
– Да, – мрачно кивнул Реджинальд. – Вы убили всех. Остался один я.
– А Моника и Лусио? Они в безопасности?
– В своих покоях дальше по коридору.
– Холден, будь добр, окажи мне услугу, – попросил я. – Загляни к Монике и Лусио и удостоверься, что с ними все в порядке. От этого будет зависеть порция боли, которой мы угостим мистера Берча.
– Да, сэр, – коротко ответил Холден.
Он деловито оттащил тело караульного и вышел, закрыв за собой дверь. Решимость, с какой он это делал, не укрылась от Реджинальда.
Его улыбка была долгой и печальной.
– Все, что я ни делал, было для блага ордена. Для блага человечества.
– Какие высокие идеалы… ценой жизни моего отца. Ты разрушил нашу семью. Неужели ты думал, что я никогда не узнаю правду?
Он грустно покачал головой:
– Дорогой мой мальчик, Великий магистр тамплиеров вынужден принимать трудные решения. Разве я не учил тебя этому? Я способствовал тому, чтобы тебя избрали магистром Американских колоний. Я знал, Хэйтем, что и тебе придется принимать аналогичные решения и верить в свою способность их принять. Решения принимаются во имя высшего блага. Во имя идеала, в который ты веришь. Надеюсь, ты не забыл эти азбучные истины. Ты спросил, думал ли я, что ты никогда не узнаешь правду. Представь себе, да. Ты упорен и находчив. Я учил тебя быть таким. Мне следовало учесть вероятность того, что однажды ты докопаешься до правды. Но я надеялся, что, когда это случится, твой взгляд на события прошлого будет более философским. – Его улыбка стала напряженной. – Принимая в расчет число убитых тобой за сегодняшний день, я полагаю, что ошибся.
– Да, Реджинальд, – сухо рассмеялся я. – Ты ошибся. Ты извратил все, во что я верил. И знаешь почему? Ты оплетал наши идеалы обманом и хитростью. Как мы можем пробуждать веру у других, когда наши сердца отравлены ложью?
Реджинальд с отвращением покачал головой:
– Давай, проповедуй мне эту наивную чепуху. Услышь я такое от тебя, когда ты был еще адептом, я бы не удивился. Но слышать это сейчас? Во время войны ты ради победы идешь на все. Важно не то, каким образом ты добиваешься триумфа, а то, как ты потом им распоряжаешься.
– Нет. Мы должны жить сообразно тому, что проповедуем. В противном случае все это лишь пустые разговоры.
– О, да в тебе, гляжу, заговорил ассасин, – сказал он, изгибая бровь.
– Я не стыжусь своих корней, – ответил я, пожимая плечами.
Я потратил годы на примирение своей ассасинской крови с тамплиерскими убеждениями, и мне это удалось.
Дженни, стоявшая неподалеку, дышала все шумнее, и ритм ее дыхания постоянно убыстрялся.
– Ах вот оно что, – поморщился Реджинальд. – Никак ты считаешь, что нашел золотую середину? – (Я промолчал.) – Или ты думаешь, что способен менять ход событий?
Вместо меня ему ответила Дженни:
– Нет, Реджинальд. Убить тебя – значит отомстить за то зло, которое ты причинил нашей семье.
Он повернулся к ней, словно впервые заметив ее присутствие.
– Как поживаешь, Дженни? – спросил Реджинальд, чуть приподняв подбородок, затем лицемерно добавил: – Смотрю, время не иссушило твоей красоты.
Дженни глухо зарычала. Краешком глаза я увидел ее руку с ножом, угрожающе протянутую вперед. Реджинальд сделал то же самое, но его рука была пуста.
– Разве жизнь наложницы не была для тебя наградой? – продолжал он. – Представляю, сколько всего интересного ты повидала. Столько разных людей, принадлежащих к разным культурам…
Реджинальд провоцировал Дженни, и сестра шла у него на поводу. Зарычав от гнева, порожденного многими годами вынужденной покорности, она бросилась на Берча с ножом.
– Дженни, остановись! – выкрикнул я, но было слишком поздно.
Реджинальд ждал ее выпада. Дженни сейчас делала именно то, на что он рассчитывал. Едва она приблизилась на достаточное расстояние, Реджинальд выхватил кинжал (вероятно, спрятанный с внутренней стороны пояса) и легко парировал ее удар. Дженни взвыла от негодования и боли, причиненной ей отдачей. В следующее мгновение Реджинальд вывернул ей запястье. Нож Дженни со стуком упал на пол. Реджинальд схватил ее за шею, приставив лезвие кинжала к горлу.
Глядя на меня через плечо Дженни, он подмигнул. Я напрягся, готовый прыгнуть на него, но Реджинальд еще плотнее прижал лезвие к горлу моей сестры. Она вцепилась в его руку обеими своими, пытаясь разомкнуть хватку.
– Ни-ни, – предупредил он.
Не убирая кинжала, Реджинальд чуть повернулся. Он подталкивал Дженни к двери. Поначалу он торжествовал, однако сестра не думала покоряться, и это начало его злить.
– Не дергайся, – процедил он сквозь зубы.
– Дженни, не перечь ему, – настаивал я, но сестра меня не слушала.
Она извивалась, пытаясь высвободиться из цепких пальцев Реджинальда. Волосы прилипли к ее вспотевшему лбу. Участь пленницы своего злейшего врага была настолько ей ненавистна, что она была готова скорее умереть, чем провести лишнюю минуту рядом с ним. Естественно, она порезалась об острое лезвие, на шее выступила кровь.
– Не дергайся, женщина! – выкрикнул Реджинальд, начинавший терять самообладание. – Ей-богу, ты что, хочешь здесь умереть?
– Лучше я умру и мой брат прикончит тебя, чем я позволю тебе сбежать, – прошипела Дженни, продолжая сопротивляться.
Глазами она указала мне на пол, туда, где лежало тело последнего караульного. Я разгадал маневр Дженни за секунду до того, как она его осуществила. Реджинальд споткнулся о вытянутую ногу трупа и потерял равновесие. Совсем ненадолго, но этого хватило, чтобы Дженни, кряхтя от натуги, толкнула Реджинальда спиной. Теперь он споткнулся о туловище убитого и, окончательно потеряв равновесие, шумно стукнулся спиной о дверь, из которой по-прежнему торчало лезвие моего меча.
Его рот раскрылся в немом крике, в котором слились боль и шок. Рука Реджинальда еще удерживала Дженни, но хватка быстро слабела. Дженни выскользнула, оставив его в пригвожденном состоянии. Реджинальд смотрел то на меня, то на свою грудь, откуда торчало острие моего меча. Его лицо исказила гримаса боли. Зубы стали красными от крови. Поскольку лезвие было наклонено вниз, Реджинальд стал постепенно сползать с меча и вскоре оказался на полу рядом с последним караульным. Обеими руками он пытался зажать рану на груди, но кровь из раны уже залила пол, образовав лужицу.
